«Наоборот, — возразил Корда про себя. — Как раз появились, чтобы исчезнуть. На этот раз уже навсегда».
— Впрочем, — добавила учительница, — не одного его.
— Кого вы имеете в виду?
— Шесть миллионов людей, — сказала она с достоинством.
— А из имения?
— Тогда? Никого больше не взяли. В особняке жил только Кропивницкий и девочка.
— Один? — удивился капитан.
— Один. Совершенно.
— А кто ему готовил? Кто убирал такой большой дом?
— Женщины. Из фольварка. Но не ночевали. Пан Кропивницкий не хотел, чтобы кто-нибудь оставался на ночь.
«Наверняка не хотел иметь свидетелей. Чего? — лихорадочно думал капитан. — Только контактов с лесом? Это было достаточно распространенное явление».
— Кто потом принял девочку?
— Администратор. Они взяли ее к себе. Кстати, он еще вел дела. Но недолго. Это было уже в конце войны. Почти. С девочкой я заниматься перестала. Ходить было опасно. Ребенок долго болел. Пришли русские. Потом земельная реформа. Послевоенный хаос. Я снова организовала польскую школу. Работы было по горло.
— Девочка в нее ходила?
— Девочка? Нет. Их уже не было в имении. Однажды администратор упаковал свои вещи и спешно выехал. Спасал свое состояние. Он неслыханно нагрел руки на войне. С этой точки зрения девочке исключительно повезло, если она потом воспитывалась у них.
— А где сейчас администратор имения Донэра?
— Я не знаю, куда они уехали. Видите ли, новая власть многого от меня ждала. Я работала день и ночь. Местечко лежало в развалинах. Негде было разместить школу, только после того, как мне дали особняк...
— Разве школа помещалась в особняке? — перебил ее Корда.
— Да. До пятидесятого года. Потом дирекция госхоза. Я получила новое здание.
— Гм. А как звали...
— Администратора звали Кшиштоф Дэмбовский, — перебила учительница. — А жену — Зофья. У них был один сын, Рышек. В 1944 году ему было примерно 12 лет.
— Кто, по вашему мнению, может знать, что стало с Дэмбовским?
— Рада Народова. Только. Они сторонились людей из местечка. Администраторы больших поместий сами происходили из шляхты. Донэр не принял бы другого. А тот в душе презирал людей из местечка. Может быть, Дэмбовские давно уже в Вене. Может быть, они спасли не только свое добро и отвезли его Донэрам. Возможно, что Йоля теперь австрийская подданная.
«Возможно, ее воспитал наш детский дом, — съязвил про себя капитан. — Что вероятнее всего».
Ольга Климонтович была в достаточной степени сбита с толку вопросами о ребенке, чтобы можно было переходить к основному вопросу.
— Простите, что я отнимаю у вас столько времени...
— А, не беспокойтесь... не беспокойтесь, — ответила учительница со слегка раздражающим высокомерием.
— ...не могли бы вы мне рассказать что-нибудь конкретное о пане Кропивницком?
— Самую малость. А собственно, ничего. Я приходила заниматься с ребенком. Мы говорили о здоровье Йоли и ее успехах в учении. Разговор никогда не переходил на личные темы. Мы говорили о трудностях с солониной и мукой, как все тогда в Польше, без исключения. Впрочем, именно в конце войны никаких затруднений у меня не было. Имение платило мне за Йолю натурой.
— Какой характер был у пана Кропивницкого? Что он был за человек?
— Замкнутый. Ребенка любил... любил до безумия.
— Что он делал целыми днями, если хозяйством не занимался?
— Он занимался ребенком и часами, — ответила она просто.
— Часами? — повторил капитан, как бы не совсем понимая смысл и цель этого занятия.
— Он любил часы. Старые. Что в этом странного? — в свою очередь, удивилась Ольга Климонтович.
— И много их было в имении?
— Несколько, потом несколько десятков.
— И на башне, — бросил капитан небрежно.
— На башне? Ах да. Действительно, были часы и на башне, над каплицей. Хотя нет, — она снисходительно улыбнулась. — Эти часы установил еще сам Донэр. Пан Кропивницкий любил брегеты, небольшие антикварные игрушки.
— И что с ними стало?
— С часами? — еще больше удивилась учительница.
— Да, — подтвердил капитан, как будто бы его интерес к каким-то ничего не значащим часам был вполне естественным.
— Не знаю, — заколебалась она, — наверно, то же, что и с мебелью. Ее вывез администратор. Во время земельной реформы разрешалось забрать мебель. После ареста пана Кропивницкого доверенным лицом остался Дэмбовский. Ведь всю войну на счет Донэров в Вену шли из Польши деньги. Связь могла оборваться на время советского наступления, но сразу же по окончании войны мало-помалу почта снова заработала. Люди ездили туда и обратно, легально и нелегально, как кому хотелось. Вы не помните этот ужасный хаос? Можно было слона перевезти через границу, а не только письмо или бумаги..