— При всех событиях тех лет на девочку пятнадцати лет, тем более в сопровождении взрослых, контроль не очень распространялся. У моей племянницы остался билет и удостоверение Клары. Между ними было некоторое сходство. Не возникло никаких проблем. Лакдар, слепо выполнявший мои указания, выждал два дня, прежде чем официально «обнаружить» тело погибшей в овраге. Труп Анжелины опознал я. Никто не усомнился в показаниях могущественного Пьера Алэна Делакура, и мы похоронили Клару Мерсье под именем Анжелины Дансель.
— Не подумав о том, что Жюльен Комбрэ знал о подлинной личности убитой: с ее шеи он снял именной медальон, а из кармана взял школьное удостоверение. Почему он тогда ничего не сказал, остается для меня загадкой, не сказал даже своему дяде, которого на днях допрашивала полиция в Монтелимаре. Он лишь занес это в свою тетрадь, которая сейчас находится в моем распоряжении. И ждал целых десять лет, чтобы начать вас шантажировать. Так ведь? И за это поплатился жизнью?
— Да.
— А что сталось с Анжелиной с тех пор?
— Моя жена разъезжала с ней по Франции, пока мы не приобрели Гренуйер и не спрятали ее там. Поместье огромно и открывает для этого превосходные возможности, вы даже не представляете какие. Шале стоит на отшибе, прикрыто кипарисами, и в этой части поместья никаких работ не ведется. Знаю, комиссар, вы думаете, что в этой безумной истории главный безумец — это я. Вам неведомо, что такое упоение властью, гораздо более сильное, чем богатством. Я был Пьером Алэном Делакуром — одним из самых известных землевладельцев в Алжире. В то время меня влекла политическая карьера. Все складывалось блестяще, и я уже видел себя депутатом, а может быть, и министром. Гибель этой девочки рушила все мои надежды. Это означало скандал, после которого едва ли можно подняться. После которого я бы уже ничего из себя не представлял. Не скрою, потерял голову и выбрал наихудшее решение.
— И даже не задумались над тем, как отныне повернется жизнь вашей племянницы?
— Жизнь в изоляции в глухой деревне или в психлечебнице… Повторяю, что после этого убийства ее пожизненно упрятали бы за решетку — психиатрия в ту пору была не то, что теперь. Вот когда Лакдар особенно пригодился. Анжелина была для него всем. Более преданного, ревностного и более надежного телохранителя для нее нельзя было придумать. Он знал, что ей грозило. И был готов дни напролет охранять и защищать свое божество. Правда, сегодня я могу оценить, каким адом была жизнь его. И раем в то же время.
— Но как вы объяснили исчезновение Клары Мерсье в сиротском доме в Фонтенбло? Я получил результаты розыска и поражен: Клара Мерсье значится исчезнувшей в Алжире в 1957 году. То есть год спустя после своей смерти!
— Моя сестра много сил отдавала приюту святой Женевьевы. И добилась, чтобы ей разрешили удочерить Клару, которую она любила всей душой. Сестра рассчитывала забрать девочку к себе, когда та вернется из Алжира. Никаких препятствий на этом пути не возникало, разве что долгий срок оформления. Преступление Анжелины потрясло и возмутило сестру, но она смирилась. И только через год заявила об исчезновении Клары Мерсье. До этого считалось, что Клара живет с ней в Алжире. Приют святой Женевьевы — частное заведение, и моя сестра была в числе его попечителей, поэтому у дирекции не возникло никаких подозрений.
— Почему было не выдать гибель Клары за несчастный случай? Тогда ничего бы не произошло.
— Повторяю вам, я совсем потерял голову. Началось бы расследование, и я опасался, что Лакдар не выдержит и признается.
— Однако через год…
— Ситуация изменилась. В алжирском захолустье, где мы жили, в 1956 году все было тихо. А через год — совсем наоборот: убийства, взрывы, нападения, поджоги. На этом фоне исчезновение Клары не вызывало подозрений. Следствие по этому делу было быстро прекращено. И снова мои показания возымели решающее действие. У местной полиции никаких сомнений и быть не могло в том, что я говорил.
— Итак, прошло десять лет…
— Все бы продолжалось и дальше в том же духе — скрытый кошмар, — если бы не оплошность Лакдара. Бдительность его ослабла. И вот однажды вечером Анжелина утащила у него ключ и сбежала в деревню, в Кро. Тамто на карусели с деревянными лошадками ее и повстречал инженер. Позвольте одно отступление: периоды просветления у Анжелины иногда длились довольно долго, и тогда она вела себя на удивление логично. Лакдар вышел пройтись, а когда вернулся в шале, ее уже и след простыл. Дальнейшее вам известно. Лакдар пришел в ужас, узнав, что инженер разыскивает Анжелину и хочет ее видеть снова. Здесь и болезненная ревность, и страх. В тот вечер, когда бедняга постучался в дверь к моей матушке, Лакдар слышал все, о чем они говорили: мать сообщила инженеру, в какой части кладбища расположен наш фамильный склеп. Моя мать никогда ничего не знала и не хотела знать. Короче, Лакдар подстерег инженера на кладбище, ударил его и по наивности отвез тело к месту его работы, рассчитывая запутать следы!
— А плащ?
— Это своего рода вызов, позерство. Плащ врага, которого надлежало презреть и заинтриговать. Поэтому он положил плащ к подножию могилы. Инженер наклонился, чтобы его поднять, и… Если бы инженер не явился на кладбище, Лакдар нашел бы способ передать ему плащ, для чего и положил записку в карман с указанием места встречи, на этой встрече он все равно подстерег и убил бы Абади.
— А Жюльена Комбрэ?
— Лакдар знал, что-тот меня шантажировал. Когда Жюльен встретил мою племянницу на карусели, Лакдар немедленно предупредил меня. Для Жюльена это была настоящая находка, и он не преминул воспользоваться ею, чтобы требовать у меня денег. Стоит единожды уступить шантажу, и завязнешь надолго. Лакдар подкараулил его у выхода из моего кабинета…
— Но зачем понадобилось рыться потом в комнате Абади и в фургончике Комбрэ?
— Чтобы уничтожить малейшие улики, способные навести полицию на след.
— Какое образование получил Лакдар?
— Вы полагаете, что его руку направлял я? Заблуждаетесь, комиссар, я не дергал веревочек из тени. Лакдар — самоучка, и способности у него выше среднего.
— И тем не менее этого умного, преданного слугу, вашего сообщника во всех делах в течение последних десяти лет, вы попытались вчера убрать.
— У меня был свой прилив безумия. Тот же страх, что и пятнадцать лет назад: над империей Делакур снова нависла угроза. Только на сей раз скандал был бы громче. Колебаний я не испытывал. И ни в чем не раскаиваюсь.
— Как я уже вам сказал, судья Фонтэно готовится предъявить вам обвинение. И вся империя Делакур, как вы говорите, рухнет, увлекая за собой ваших близких.
Тем временем полиция уже обнаружила окруженный пышными клумбами роз и практически незаметный со стороны шоссе маленький шале, где Лакдар с упорством верного пса сторожил свою Анжелину, составлявшую весь смысл его жизни.
Дверь была раскрыта, и давящая тишина казалась странной на фоне изящного, элегантного убранства комнат, обоев и занавесок пастельных тонов, дорогой мебели и ценных картин. Сидевшая в кресле девушка, бледная и неподвижная, безучастно смотрела на шагающих к ней мужчин в странной одежде.
— Где Лакдар? — спросила она.
— Пойдемте с нами, вы увидите его.
После полудня мэтр Фонтэно официально предъявил обвинения Пьеру Алэну Делакуру и ненадолго отпустил хозяина Гренуйер домой собрать вещи и прочие необходимые принадлежности. Не дождавшись его к вечеру, судья спохватился слишком поздно, когда снаружи донеслись тревожные крики.
Разносимое мощными порывами мистраля, огромное пламя уже охватило весь первый этаж поместья. Три команды пожарников не смогли погасить огонь, но всетаки помешали ему распространиться и опустошить долину. На следующий день среди еще дымящихся развалин были обнаружены три обгоревших трупа, которые никто не смог опознать. Примерно в тот же самый час в йерской больнице скончался Лакдар Гариб, а в одной из палат психиатрической лечебницы в Пьерфо тихая девушка доверительно шептала медсестре, что собирается вскорости убежать отсюда, чтобы покататься на карусели с деревянными лошадками. И что возле карусели ее ждет очень красивый молодой человек.