После двенадцати неудачных попыток Эдгар решает позвонить в гостиницу в Бергене.
— Как только мисс Джейн Шмидт появится у вас, передайте ей, пожалуйста, пусть она немедленно отыщет «Вечную лампаду». Я жду ее там.
Повесив трубку, он снова ее поднимает и пытается прорваться к Шульцу-Дерге. Безуспешно.
Эдгар возвращается к столику, бросает разъяренный взгляд на даму с волосами-водорослями и шепчет Вендлеру:
— Он, кажется, хочет побить рекорд по продолжительности телефонного разговора. Запутанная история.
Вендлер пытается его успокоить.
— Не принимайте так близко к сердцу. Наверное, он уехал и положил трубку рядом с аппаратом. Ведь сегодня праздник.
— Поначалу и я так думал, — огорченно бормочет Эдгар. — Но, по-видимому, дело обстоит иначе. Он никогда не поступает таким образом, когда выходит из дома.
— Обычно нет. Но, может быть, в этом случае были причины сделать исключение. — Вендлер пожимает плечами. Например, я считаю, что для него важно создать у каждого звонящего по телефону впечатление, будто он дома, но с кем-то говорит или просто не хочет, чтобы ему мешали.
Красотка с волосами-водорослями играет пустым стаканом. Потом она зевает. Когда и это не помогает, она стонет:
— Я хочу пить!
— Это плохо, — говорит ей Эдгар, — хуже чем голод. Против жажды я знаю одно средство. Попробуйте берлинского пива. Оно должно быть возле стойки.
Красотка бросает ему взгляд — снизу вверх, приторно-сладкий.
— О Боже! — шепчет она ненатурально низким голосом.
— О Боже! — передразнивает ее Эдгар, он злорадно усмехается. — О-о Боже мо-ой! — Вендлер, который тоже хотел бы избавиться от непрошенной гостьи, заказывает два коньяка, один для себя, другой для Эдгара. После этого он саркастически замечает:
— Нам очень грустно, не так ли, господин Уиллинг? Вид умирающей от жажды красоты наполняет наши сердца печалью. Но мы выдержим. — За ваше здоровье, господин Уиллинг!
Его слова не проходят даром. Дама с волосами-водорослями делает вид, будто хочет обоим выцарапать глаза, но довольствуется тем, что вскакивает с места и бредет прочь.
— Хэлло, детка! — кричит ей пучеглазый, когда она проходит мимо него. — Не осушить ли нам по рюмочке?
Красотку не приходится просить дважды.
— Обиделась? — спрашивает боксер-победитель. Она присаживается. Он кривит рот в сочувствующей гримасе.
Она засовывает между зубов тонкую сигарету и презрительно шепчет, окутавшись сладковатым тяжелым облаком:
— Грубияны. — Она вытягивает шею, чтобы сигаретой коснуться пламени, которое услужливо подносит ей пучеглазый с подошвами из микропорки. — Ни проблеска хорошего тона!
— Вандалы. — Человек на микропорках смеется. — Мы другие. У нас ценят вежливость.
Черноволосый брюзжит:
— Те никогда не будут утонченными господами.
— Конечно, — с широкой ухмылкой соглашается боксер-победитель. — Им не до этого сейчас. По крайней мере, тому долговязому. Уважаемая фрейлейн, в их кружок дам не принимают. О чем они там говорили?
— А… — Девица пренебрежительно машет рукой. — Один пустой вздор. Можно помереть со скуки. Долговязый хотел позвонить. Ничего не получилось, было занято. Но в Одном я должна признаться: мартини хорош!
— Один мартини! — кричит пучеглазый официантке. — Что еще? — спрашивает он девицу.
— Флип, если не жалко.
— Конечно, вы получите и флип тоже. Но я не это имею в виду. О чем еще они говорили?
— Еще? — Девица поправляет волосы. — Мне кажется, они хотят в зону.
— Как интересно, — бормочет пучеглазый. — Наверное, это долговязый проболтался?
— Не он.
— Значит, другой?
— Его зовут Вендлер.
За столиком у окна Вендлер потирает руки.
— Нужно предупредить Шульца-Дерге, — говорит Эдгар. — Он не догадывается, что они пронюхали о третьей копии.
— Ничего с Шульцем-Дерге не случится, — утешает его Вендлер. — В крайнем случае, он высунется и утихнет, как они того желают. Затем для него игра окончена. Хуже обстоят дела у вас. От вас потребуется приложить немало ума, и едва ли вы достигнете своего при вашей жизни.
Эдгар качает головой:
— Они не должны получить эту копию. Слишком многое зависит от нее. Я все представлял себе совсем иначе.
Вендлер смеется.
— Вы разочарованы, не так ли? Романтическая душа, вступив в противоречие с грубой действительностью, пришла в ужас. Неужели вы думали, что для победы вам стоит только съездить во Франкфурт, где вас примут с распростертыми объятиями и объявят героем?