— Если бы мне удалось удрать в Нью-Йорк или Вашингтон, моя цель была бы достигнута.
— А теперь вы добрались не только до другого штата США, но и до другой страны, но чувствуете себя, как на своей техасской родине. Верно?
— Почти. Я считаю, здесь намного хуже, чем в других штатах, почти так же плохо, как в Ивергрине.
Вендлер скрещивает на груди руки и задумчиво смотрит на Эдгара.
— Разве вам не о чем теперь думать? Вы все еще не удивляетесь?
— Чему я должен удивляться?
— Например, тому, что будете находиться под слежкой, где бы вы ни были — там и тут, как в Ивергрине, так и во Франкфурте.
— Боюсь, я вас не понимаю.
Вендлер опирается на стол, еще более удивленно смотрит на Эдгара и продолжает:
— В восточно-германских газетах можно прочитать, что ФРГ — союзник США. С позволения сказать, так было, может быть, через десять лет после войны. Сегодня уже иначе. Не будем притворяться, мистер Уиллинг. Будучи защитницей идеологического завещания нашего проигравшего фюрера, ФРГ давно перестала быть союзницей США. Наша страна одержима манией величия, которую США любыми средствами стремятся побороть — прежде всего экономическими и политическими. Современная государственная политика Соединенных Штатов кажется ФРГ слишком мягкой. Западно-германская концепция прикрывается странными внешнеполитическими представлениями сенаторов типа Мадуотера. Вам следует считаться с этим положением дел, прежде чем принимать свои решения.
Эдгар пытается улыбнуться.
— Я снова не понимаю, на что вы хотите намекнуть, — говорит он.
Вендлер, который, когда пьян, сворачивает разговор на политическую тему, сияет, изрекая:
— Если для вас важно выбраться из этой драки живым, подумайте, не поменять ли эту горячую мостовую с пока еще терпимым климатом на что-то еще.
— И куда я, по-вашему, должен отправиться?
— Например, в ваш родной город.
— В Галле?
Эдгар так недоуменно смотрит на него, словно подозревает, не сошел ли бывший преподаватель истории с ума?
— Я? — хрипло отвечает он. — Туда? Вы можете себе представить, что я там буду делать?
Вендлер смотрит на часы.
— А почему бы и нет? — весело спрашивает он. — Разве вы не рассказывали мне, что вы коренной галлиец?
— Мои галлийские времена давно канули в Лету. Я вырос в Америке.
— Разумеется. Но разве вы не говорили, что в тридцать третьем ваши родители эмигрировали в Америку?
— Чтобы скрыться от фашистской диктатуры. Но не затем же, чтобы их сын вырос под гнетом другой диктатуры.
— За что ваш отец сражался в батальоне Линкольна в Испании?
— Он защищал свободу.
— Если он в Испании защищал свободу, то должен был по крайней мере сочувствовать красным.
— Это было три десятилетия назад. Тогда на такие вещи смотрели по-другому.
— Очень может быть, — примирительно отвечает Вендлер. — Однако вот что я нахожу интересным, даже, если хотите, поразительным. Представьте себе: человек едет за границу, чтобы бороться за свободу. Через три десятилетия его сын, принуждаемый обстоятельствами, возвращается в свой родной город. Там идеалы, за которые умер отец — по крайней мере, в похожей форме — стали действительностью.
У Вендлера существовала милая привычка своими разговорами заводить собеседника. Эдгар барабанит по столу какой-то марш и не знает, что сказать.
Он решает снова добиться ясности.
— Я, пожалуй, попытаюсь дозвониться до Шульца-Дерге, — говорит он. — Неизвестность действует мне на нервы.
Он мчится к телефонной будке. За ним по пятам идет человек на микропорках. Пока Эдгар вертит диск, он стоит перед дверью. Как и раньше, линия занята. Эдгар смотрит на часы, набирает снова и снова, затем понуро бредет к столику Вендлера.
— Занято, — беззвучно говорит он. — Снова, как и раньше, занято. — Он мог бы и не говорить ничего, Вендлер хорошо видит по его лицу, как обстоят дела. Вендлер злится, что Уиллинг все еще не хочет понять, почему в данных обстоятельствах лучше всего скрыться куда-нибудь подальше.
— Кроме того, вы можете опубликовать ваши записи за рубежом, — замечает бывший историк. — На тот случай, если Шульц-Дерге провалится или сбежит. — Это последний козырь, который имеет Вендлер и он замечает, что эффект достигнут.
Глаза Эдгара выражают внимание, даже согласие, но вскоре огонек в них гаснет.
— Так нельзя, — медленно произносит он. — Я должен дождаться Джейн.
Вендлер кивает.
— Может быть, ваша невеста тоже согласится? Вы должны быстро переписать свой доклад. Там у вас получится публикация. Можете на это рассчитывать. — «Если не поздно, — думает он. — Ведь Шмидт и Хантер сделают все от них зависящее, чтобы помешать публикации». — Правда, вам придется проявить немало ловкости, — говорит он. — Вы должны быть осторожнее и умнее, чем Бертон и его люди.