— Я не узнаю свою жену… Это она и не она… К тому же, она подозревает, что я собираюсь покушаться на ее жизнь.
— Как?
— Да… Я почти уверен, что она изменит свое завещание.
— И тогда все пропало для нас…
Доктора охватил гнев.
— Будь что будет, но этот фанфарон не может нам помешать быть счастливым вместе, Глория!
— И богатыми…
— И богатыми.
Мисс Гист закурила сигарету.
— Вот таким я люблю вас, Микаэль!
Но Уортэм жалобно признался:
— Не обольщайтесь, дорогая, я возмущаюсь, но я не могу найти выход.
— Я это сделаю за вас. Теперь надо действовать быстрее. Вы думаете, что леди Джейн способна последовать за этим типом?
Микаэль покачал головой и с горечью заметил:
— Этот тип… Откуда я знаю? А если она решила, то как я смогу ей помешать?
— Надо сделать так, чтобы он поскорее снова пришел к вам.
— Ко мне? Почему ко мне?
— Потому что вы — оскорбленный муж, никто не удивится, если вы будете стрелять, чтобы защитить свою честь, особенно, если он явится ночью.
— Я больше ничего не понимаю!
— Вы и вправду устали, Микаэль… Попробуйте порассуждать: этот ваш Мортимер потихоньку пробирается к вам в дом. Часов в одиннадцать ночи или в полночь. Он уверен, что вас нет дома…, а вы в это время его преспокойно ждете.
— Как он придет? Если он придет через парадное, Реджинальд не пустит его на порог. А если я сам его впущу, значит не смогу сыграть роль застигнутого врасплох мужа?
— Вы действительно плохо соображаете сегодня, Микаэль! Он зайдет в ваш дом через черный ход, который якобы откроет леди Джейн, чтобы он смог пройти в ее комнату.
— Никогда моя жена…
— Ну естественно, это вы оставите дверь открытой, а я, со своей стороны, снова выдав себя за леди Джейн, позвоню ему по телефону и назначу свидание.
Уортэма снова стал обуревать страх. Глория пугала его. Ему не хватало силы воли противиться ей, было уже поздно. Тем не менее, он чувствовал, что она толкала его на страшный путь, в конце которого, возможно, его ожидала виселица. Он попытался защититься, но без успеха.
— Допустим, что все произойдет так, как вы предполагаете. Что даст нам убийство Нарборо? Это не даст мне свободу и не позволит завладеть состоянием Джейн…
Мисс Гист усмехнулась:
— В таком нервном состоянии, в каком вы окажетесь, никто не обвинит вас в том, что вы плохо целились и попали в свою жену, а не в ее любовника.
Микаэль испуганно пробормотал:
— Вы… Вы хотите, чтобы я стрелял в Джейн?
— Вы же хотели ее отравить?
— Это разные вещи!
— Странные угрызения совести, Микаэль!
Доктор выпил залпом стакан спиртного, поднялся и стал ходить по комнате, в ожидании возражений мисс Гист, которая из-под прикрытых век с улыбкой следила за ним. Вдруг ему пришла в голову новая мысль…
— Глория… Даже если меня оправдают, я останусь убийцей своей жены, не смогу стать членом Королевского общества, и очень возможно, потеряю свою клиентуру!
— Какое это имеет значение? Разве я не стою Королевского общества? А мы можем уехать в какую-нибудь другую страну и там вы найдете новых пациентов.
— Но если я убью свою жену, даже невольно, разве я могу унаследовать ее состояние?
Глория вдруг задумалась.
— Бог мой! Об этом я не подумала!
— Вот видите, ваш план не годится!
— Но я знаю одного адвоката, который, за хорошую мзду, поможет вам выпутаться из этого…
— Спасибо, я предпочитаю не рисковать!
Мисс Гист, ничего не говоря, взяла пальто сэра Микаэля, повесила его ему на руку, отдала ему его шляпу и тихонько подтолкнула гостя к двери.
Уортэм запротестовал:
— Ну что вы, Глория, что на вас нашло?
Она подождала, пока он дойдет до двери, и потом сказала:
— Если через сорок восемь часов вы не станете свободным и богатым, я уезжаю в Соединенные Штаты… Спокойной ночи, Микаэль!
И закрыла за ним дверь.
Глава 4
Покинув Харли стрит, Мортимер не думал больше о тех обвинениях, которые выдвинула против него полиция. Он думал лишь о Джейн и задавал себе вопрос, почему, если она сказала, что его чувства ей нравятся, она отказывается бросить все и уехать в его маленький домик в Камберленде. Кому-то Нарборо показался бы ужасно аморальным типом, но те, кто его знал, кто был в курсе его приключения, его бы поняли. Мортимер жил не в наше время и вел себя так, как, по его мнению, вели бы себя люди в эпоху короля Артура.
Вернувшись в свой номер в гостинице, он весь вечер ждал звонка от леди Джейн. Он надеялся, несмотря ни на что. Но он ошибался. Никто не позвонил ему. С горечью в сердце он рано лег спать и, как большой ребенок, быстро уснул, несмотря на свои огорчения.
Когда Мортимер проснулся, было такое исключительное для Лондона утро, когда ветер очистил небо от дыма и копоти, которые обычно придают мало привлекательный вид столице. Солнце весело светило и город, как кот, подставил ему свою выгнутую спину. Довольные лондонцы высыпали на улицы, а ораторы из Гайд-парка вовсю чесали языками. Но Нарборо, чье сердце было полно горечи, не радовался солнцу. Ему хотелось скорее вернуться к своим озерам и лесам. Он решил сегодня же уехать экспрессом на Глазго. В дверь постучали. Служанка принесла ему завтрак, ибо накануне вечером, не желая больше встречаться с этими неприятными лондонцами, которые ничего на свете не понимали, он попросил принести ему еду в номер.
Служанка, довольно милое существо, прошла, как пролетела, по комнате. Она представилась человеку из Камберленда какой-то лесной феей, несущей поднос с дарами для бога Пана. Она прошла через солнечный луч и на мгновение оказалась в солнечном нимбе. Мортимер не сдержал своего восторга.
— Боже! Как вы прекрасны! Я вижу вас обнаженной на берегу Дербента в лучах весеннего света…
Девушка глухо вскрикнула, покраснела до корней своих рыжих волос, чуть не уронила поднос, с грохотом поставила его на стол и бросилась бежать, как если бы за ней мчался эскадрон сатиров.
Эта выходка не слишком взволновала Нарборо, который отнес ее на счет этой странной и непонятной манеры поведения лондонцев. Умывшись и позавтракав, он начал одеваться, когда директор гостиницы позвонил по телефону и спросил у него разрешения побеспокоить его для срочного разговора. Мортимер ответил, что он с удовольствием примет его. А пока он завернулся в халат и накрыл кровать покрывалом.
Мистер Брайан Адамсон считался безукоризненно вежливым человеком. В куртке и жилете из белого пике, в полосатых панталонах, с твердым воротничком, подпиравшим его шею, он представлял вчерашнюю Англию, которая не хотела умирать и, несмотря на все новшества молодых поколений, продолжала жить по своим законам. Он осторожно зашел в комнату, извиняясь за то, что помешал своему клиенту. Он заверил, что ни за что не позволил бы себе этого, если бы не досадное недоразумение.
— Боюсь, что не совсем вас понимаю!
Мистер Адамсон кашлянул.
— Мне очень неудобно, мистер Нарборо, но вы должны понять, что в таком заведении, как наше, мы не можем допустить, терпеть… отношения, противные британскому целомудрию!..
Мортимер смотрел на директора с нескрываемым изумлением.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мне пожаловалась Кэт Хобсон, горничная, которая принесла вам завтрак, очень принципиальная квакерша. Кстати, именно за это мы и ценим ее.
— И что я, по-вашему, сделал этой квакерше?
— Вы вели с ней неприличный разговор.
— Я?
— Мистер Нарборо, Кэт Хобсон не способна лгать.
— Ну тогда, значит, она не в своем уме.
— Мистер Нарборо!
— Ну, я ей только сказал, что нахожу ее красивой и что я хотел бы ее увидеть обнаженной на берегу Дервента весенним утром!
— Мистер Нарборо, согласитесь, что это не тот разговор, который прилично вести с молодой девушкой?
— В Лондоне действительно странно мыслят…
— Мистер Нарборо, я не хочу вести ученый спор с вами. Я не забываю, что вы, как гость, заслуживаете всяческого уважения… Однако, мы были бы очень вам признательны, если бы вы согласились покинуть наш дом.