— Вы выражаетесь как вельможа!
— В чем вы меня упрекаете?
— Нас с самого раннего возраста научили не иметь собственного мнения или, во всяком случае, не выражать его. В этом достоинство нашей службы, которую мы имеем честь исполнять на основе старинных обычаев.
— А если я попрошу вас хоть один раз нарушить их?
— Мы никогда не позволяли себе никаких слабостей.
— Я слишком счастлив, несмотря на полученную пулю, чтобы сердиться.
— Его светлость герцог Киркенн, у которого мы имели честь служить, обычно говорил, что счастье — это состояние духа и что только посредственные души испытывают отсутствие метафизического беспокойства и считают себя счастливыми.
— Ваш герцог был глуп.
— Мы не можем допустить, чтобы в нашем присутствии выражались в таком тоне о членах семьи, восходящей по прямой линии к Эдуарду-Исповеднику!
— Вы надоели мне, Реджинальд! Пойдите купите мне «Дэйли Геральд» и оставьте меня в покое!
— Никогда!
— Вы отказываетесь купить мне «Дэйли Геральд»?
— Решительно! Вы, видно, не знаете, сэр, что мы консерваторы?
В этот момент в дверях показалась мощная фигура Дэвида Тъюстеда.
— Итак, мистер Нарборо, мы, кажется, решили изображать из себя Дон Жуана и пытаемся ночью похитить леди Джейн?
Глава 5
Появление полицейского страшно удивило Реджинальда Чедгрейва.
— Как вы вошли?
— Через дверь. А вы что подумали?
— Но мы вас не слышали!
— Я воспользовался тем, что в это время прелестная девушка начищала медные ручки двери снаружи… Она мне рассказала о ваших ночных происшествиях… Кто вас ударил?
— Мы ничего не знаем, но предполагаем…
— Так кто же?
Реджинальд мстительно ткнул пальцем в сторону Нарборо.
— Этот джентльмен, сэр!
Мортимер тихо рассмеялся.
— Не обращайте внимания на его россказни, инспектор, полученный удар несколько помутил его разум.
Слуга стал еще более торжественным.
— Сэр, если кто-то как вор пробирается в чужой дом, мы считаем логичным, что этот кто-то нападает на охрану.
Реджинальд выводил из себя полицейского.
— Хорошо. Хорошо сказано, но пока, я вас не вызвал, отправляйтесь в комнату прислуги.
— Но наша работа…
Тъюстед сухо оборвал его:
— Вы предпочитаете, чтобы я доставил вас туда с помощью сержанта Эйбриджа?
Усмиренный слуга больше не настаивал и удалился.
— А теперь поговорим с вами, мистер Нарборо… Знаете ли вы, что если бы вас убили, вы заставили бы меня мучиться сожалениями? А мне хотелось бы спокойно жить в отставке. Я бы упрекал себя всю жизнь за то, что не позволил вам уехать в ваш Камберленд.
— Вы очень добры.
— Не думаю, мистер Нарборо… просто заинтригован. Почему вы мне солгали?
— Я вам солгал?
— Мне так кажется, разве нет? Должен ли я напомнить вам, как вы пришли, чтобы сообщить мне, что у вас с леди Джейн — трансцендентальная любовь, что вы окончательно расстались и что вам хотелось бы в этот же день сесть в поезд и отправиться на родину? И вдруг ночью, изменив свои намерения, видимо посчитав, что физическая нежность имеет свои положительные стороны, вы тайно проникаете в дом сэра Микаэля и, как профессиональный соблазнитель, вы, не колеблясь, являетесь в спальню хозяйки дома. Что произошло? Когда вы были искренним, мистер Нарборо?
— Всегда, инспектор.
— Позвольте мне считать, что это отнюдь не следует из вашего поведения!
— Что бы вы ни думали, мистер Тъюстед, я сказал вам правду и, придя в Ярд, я хотел уехать.
— Что заставило вас изменить ваше намерение?
— Телефонный звонок леди Джейн.
— Действительно?
— Она сообщила мне, что она много думала, после того как мы расстались на Куинн-Эннс-Гэйт… Короче, она сказала, что решила уехать сегодня же и просила меня зайти за ней. Сэра Микаэля не должно было быть дома допоздна, и она сообщила мне подробно, как пройти к ней через черный ход.
Полицейский долго смотрел на Мортимера и, — вздохнув, сказал:
— Самое невероятное то, что все, что вы мне рассказываете, по-видимому, правда… Мистер Нарборо, сколько вам лет?
— Скоро сорок.
— Вы — учитель, не так ли?
— Да, я преподаю английскую литературу.
— Позвольте дать вам совет?
— Ваш? Конечно.
— Тогда, мистер Нарборо, как только вы сможете держаться на ногах, садитесь в поезд, который увезет вас в Камберленд и живо снова погружайтесь в старую Англию и никогда оттуда не выходите. Вам слишком много лет, чтобы научиться жить в сегодняшней Англии.
— Представьте себе, я тоже в этом все более убеждаюсь, инспектор, ведь даже леди Джейн смеется надо мной по примеру других!
— Возможно ли?
— Увы, да!.. Когда я послушался и выполнил то, что она мне сказала, она изобразила удивление, как будто мое появление оказалось для нее неожиданностью… И конечно, она не приготовила багаж… Я не мог понять, что означало такое ее отношение… Как вы думаете, она посмеялась надо мной?
— Я надеюсь скоро ответить вам на этот вопрос, мистер Нарборо. А теперь отдыхайте, чтобы поскорей покинуть этот дом.
— Как только придет доктор, я попрошу увезти меня в клинику.
— Вы правильно сделаете.
В комнате для прислуги никто не решался заговорить. Тяжелая атмосфера, царившая в доме, подавляла всех и, даже Реджинальд утратил свою спесь. В углу, сидя на стуле, неизвестно почему хныкала Маргарет. Роза Венден вглядывалась в лицо того, чьей супругой она намеревалась стать, и ее пугали те изменения, которые произошли в обычно бесстрастном лице старого слуги. Глядя куда-то вдаль, он пытался осмыслить происшедшее. Этот тип, что осмелился так ударить его ночью, что чуть не раскроил ему череп… По какому праву этот невоспитанный полицейский распоряжается здесь как у себя дома? Почему этот презренный Нарборо, наказанный справедливо за свое поведение искусителя, устроен в комнате для гостей? Почему до сих пор не показывается сэр Микаэль?
Кухарка осмелилась наконец, задать вопрос, который не давал ей покоя!
— Что все это значит, по-вашему, Реджинальд?
Тот бессильно развел руками.
— Нам неизвестно, Роза, но если вы хотите знать наше мнение — ничего хорошего.
Рыдания Маргарет усилились. Реджинальд раздраженно повернулся к ней.
— Что с вами?
— Я… я не знаю.
Чедгрейв пожал плечами и собрался было выругать горничную, как в комнату вошел инспектор. Все застыли на своих местах. Полицейский же казался очень оживленным.
— Ну что, здесь что-то совсем не весело?
Они ничего не ответили. Роза — из робости, слуга — из презрения, Маргарет же была слишком поглощена своими рыданиями. Вот к ней-то и обратился Тъюстед:
— Что с вами, малышка?
— Я… я… не знаю, сэр.
— Без причины не плачут…
— Может, из-за того, что произошло ночью?
— Возможно.
Внезапно его тон изменился, и он обернулся к Реджинальду.
— Не расскажете ли вы, что здесь произошло?
— Когда?
— Ну, скажем, вчера ночью?
— Как только сэр Микаэль вернулся домой после обеда, здесь уже запахло драмой!
— В самом деле?
— Сэр Микаэль не замедлил еще более усилить наши предчувствия, сделав признание, которые тронули нас и насторожился.
— Что он вам сказал?
Мажордом презрительно взглянул на полицейского.
— Но это тайна, сэр!
— Для полиции нет тайн, если речь идет о попытке убийства. Иначе становишься соучастником.
— А? В таком случае, мы склоняемся перед законом, хоть и сожалеем о его жестокости.
— Ничего, я вас слушаю.
— Итак, сэр Микаэль с горечью признался мне, что должен отказаться от Королевского общества вследствие вмешательства в его жизнь этого отвратительного молодого человека, а также из-за смерти леди Ходдесдан. Он был очень подавлен и признался, что подумывает о самоубийстве…