— Ну-с! — підняв злегка чарку Єремей Афанасьєвич і моргнув.
Всі, наче по команді, задерли голови, опустили руки, крякнули і кинулись до закусок.
— А теперь й до свидания! — втерся «принципал» Миколиною серветкою. — Партнерьі уже сердятся...
Миколі зробилось легше, як він пішов. І легше, і якось тепло, й навіть якесь приємне почуття стало розливатись по всьому його тілу
«А їй-богу, добре!» — подумав він і, одкинувшись на спинку стільця, подивився на Фомушку. А Фомушка аж сяв.
— Хорошо! — промовив Микола.
— В самом деле? — підхопив радісно Фомушка. — А я, знаєте, думал, что вам со мной скучно будет... Вьі такие серйозньїе всегда... Думаю, скучно будет... А может, пивца вьіпьем? — закінчив він з радощів.
— Пивца? — протягнув Микола і почув, що й «пивца» непогано б випити. — А есть?
— Ого! Как можно, чтоб не бьіло? Есть... Вот! — нахилився Фомушка і витягнув з-під столу пляшку. — Калинкинское!
— Давайте його сюда!
Пиво запінилось в довгеньких шклянках і наче засміялось до Миколи.
«А їй-богу, добре! — знов подумав він, почуваючи, як настрій його робиться все кращим і кращим. — Що добре, то добре!»
Випили.
— Мне Анна Ивановна говорит, — почав Фомушка: — «Николай Степанович хотят вьіпить й просят вас к себе за компанию». Думаю: удивление просто! Почему так? Почему я, а не другой кто?
— Да ви мне нравитесь, вот й все, — пояснив йому Микола.
Фомушка аж засміявся від задоволення і, трохи навіть засоромившись цього сміху, поспішив налити ще по шклянці. Випили знов.
— Да... — знов почав Фомушка, бажаючи, як видно, побалакати з Семенюком по-щирості. — Сказать бьі, пригласил меня какой другой студент, я бьі ничего, потому я с студентами всегда, й ато мне не удивитель-но. Но вьі... Если бьі другой, так я прямо подумал бьі, что, значит, либо денег занять хочет, либо к певицам поехать на мой счет желает. Потому какой я им товариш? Если бьі, скажем, у меня не стало сразу денег, рази б они бьіли со мной так, как теперь? Да, как раз! Они думают, что я зтого й не вижу. Ха-ха-ха! А я вижу ато отлично...
«Та він не такий справді й дурний», — подумав Микола.
— Да только я такой, знаєте, человек, что сердиться не могу. Вот хоть бн, примером взять, я женюсь... Невеста моя...
— Вьі женитесь? — здивовано скрикнув Микола.
— Да, — здивувався й Фомушка. — А что такое?
— Да ничего... Но... сколько вам лет?
— Мне? А вот месяпа через два будет двадцать. Через два года на призов... Молодой? Да?.. Пустяки! Тут не то. Тут... Вот я же говорю: они думают, будто я ничего не замечаю. Например, моя невеста... Ну, что тут? Ведь я отлично знаю, что она вьіходит не за меня, а за мой капитал... Отлично вижу!
— Й женитесь?
— Й женюсь... А почему женюсь? Потому что нужно... А почему нужно? Потому что... да потому что... согрешил. То єсть, если уж правду говорить, то я тут, вот вам крест святой, прямо-таки не виноват! Видите ли... Я перед вами скрьіваться не буду... Да й что толку? Все равно скоро все знать будут... Но главное что тут, дак ато будто вмходит, я виноват. А если пошло дело на откровенность, то вот как перед истинньїм богом, не виноват, нисколько! Ну, скажите сами, могу ли я порядочной барьішне сделать такое? С певицей там или какой другой, дак мне наплевать, но чтоб, значит, с барьішней в такие дела... Да я й не осмелился б.
— Но факт!.. — засміявся Микола.
— А факт єсть! — підхопив Фомушка. — «Вот тут-то й єсть запятая», — засміявся він. — Зто єсть такие подходяш.ие куплетьі. Да!.. А ведь я отлично знаю, что она все ато устроила, чтоб вьійти за меня... Барьішня она бедная, семья большая. А у меня капитал от бабушки... да й у отца...
— Но позвольте! — скрикнув Микола. — Ведь ато же идиотство... Вм простите, что я так...
— Ничего, ничего, не беспокойтесь...
— Вьі знаєте, что она вьіходит за ваши деньги й — женитесь!
— Ну, а что ж я должен делать?.. Спервоначалу я просто не думал об атом, а когда она стала мне говорить, чтоб я, значит, женился, дак что ж мне оставалось делать? Вьіходит, ежели бн я отказался, то я подлец. А я атого не желаю. Спервоначалу бьіло й папаша й руками й ногами — не хочу да не хочу: она, мол, бескапитальная. А посля, как я ему, значит, вьіставил все, как следует, он й испугался скандала. Нет, тут уж пропало... Вот только они все спешат, а мне... еще не хочется... Еще, знаєте, погулять хочется. Потому — я так рассуждаю себе: если я женюсь, значит, уж к певицам — панихида! Уж не поедешь. Потому я сужу так:
ежели я человек необразованньїй, грубьій, я, значит, должен хоть в супружестве держать себя честно. Правда?
— Совершенно верно! — згодився Микола. — Но вьі ведь не принимаете того во внимание, что если она вьіходит за деньги, то она же изменять вам будет!
Фомушка нічого не відповів і почухався.
— Хм... Видите ли... — почав він, мнучись. — Тут такое дело... Видите ли, она мне й теперь уже изменяет...
— Как?!
— Так... Просто... Co мной, значит, й с другими. Она, положим, баба горячая, огонь, но... все ж таки... Вот я хотел с вами поговорить... Потому считаю, что вьі мне ато скажете, как следует, не так, как те... — хитнув він головою на вітальню, з якої долітали згуки музики й танців.
«А Галя?! — вмить пронеслось у Миколи. — Чекає, мабуть... Фю-фю-фю!»
Але йому було так гарно, спокійно і тепло-тепло, що навіть поворушитись важко було.
«Ну, все одно вже пропало! Вже більше п'ятнадцяти хвилин пройшло... Договорить свою епопею, та й піду».
— С ними рази можно поговорить... Вьіпить, к певицам...
— Но позвольте! — засміявся Микола. — Откуда же вьі меня знаєте? А если й я такой?
— З, нет! — твердо хитнув головою Фомушка. — Ни за что, вьі не такой! Потому я вас знаю...
— Но откуда?
— А помийте, как ви раз говорили про бедньїх й всякое такое у Лидьі Еремеевньї в комнате? Я смотрел тогда на вас... З, нет, я уж вижу... Вот если бьі вьі мне посоветовали... — закінчив він, благаючи...
— Хм... — знизнув плечима Микола. — Что же я вам в атом случае могу посоветовать? Если бьі я хоть знал ее... Кто она такая?
Фомушка знов почухався.
— Вот так история... Хм... — забурмотів він, щось, як видно, згадавши.
— В чем дело? — спитався Микола.
— Да дело в том, что нельзя говорить, кто она такая й когда женюсь... Секрет.
— Секрет? — здивувався Семенюк і мало не розсміявся. — Тайна? Да?
— Да не тайна, черт побери! — крутнув з досадою рукою Фомушка, — А... дал слово не говорить! Тут целая история. Прямо не поймешь... Вьі не сердитесь, право, я бьі сказал вам, но дал слово. А я рассуж-даю так: ежели я человек необразованньїй й грубьій, скверньїй со всех сторон, то надо, чтобьі у меня хоть что-нибудь бьіло хорошеє. Правда? Вот я ежели дам кому слово, то уже — панихида! Сдержу, хоть бьі что!.. Право, вьі не думайте чего, что, может, ато я все вру, чтоб с вами побеседовать, потому я ато могу... Ей-богу, все ато говорил по душе...
— Да я верю, верю вам! — поспішив заспокоїти його Семенюк і засміявся. Йому хотілося чогось сміятись з усього: і з салопниць, і з вінтьорів, і з Фомушки, і навіть з самого себе.
— Да вьі все равно скоро узнаєте сами, очень скоро-Тут больше палата все. Ему ато так захотелось. А мне бьі чем дальше, тем лучше... Она, положим, тоже секрет-ничает. Словом, ерунда, я вам скажу! — махнув він рукою. — Такое делается, что й сам Соломон, жидовский мудрец, не разобрал бн, ей-богу!
«Каламуть якась... Сашенька-Машенька, душенька Наташенька, — проспівалось у Миколи, — купецкая дочь»,
— Образованная она? — голосно спитав він. — Или й атого нельзя говорить? — і засміявся.
— Нет, можно, — засміявся добродушно й Фомушка. — Так чтобьі как следует, — скривився він, — значит, по всем наукам... не могу сказать. Бнла в гимназии... Да мьі с ней про образование мало говорим. Она там имеет какого-то дядю, дак он ей дает читать какие-то ученьїе книжки... Богатьій, говорит, я его не знаю сам. Дак она, чтоб, значит, добиться у него милости, как будто читает ати книжки, а на самом деле они лежат у меня на квартире, пока ей нужно видеться с дядей... У меня, знаєте, єсть совсем отдельная квартирка, собственно, значит, для любовньїх свиданий, — додав він, усміхаючись. — Там, бьівает, она иногда у меня й день й ночь сидит... Раз три дня пробмла... И мать знает. Смеемся мьі, бьівало, с атих книжек. Конечно, й географию учила, й другое там... А так чтоб очень...