В маленьком городе новости разлетаются с бешеной скоростью. На следующее утро я уже ясно понимал, что точно ухожу с этой работы, и что слухи по поводу моей стычки со Стариком обрастали деталями и вызывали все большее напряжение. В то время, пока я укладывал книжки в чемодан, Джука, владелец квартиры, которую я снимал, позволил Боранке пройти ко мне.
— Я все слышала, — сказала она, — сейчас все шушукаются по поводу того, как ты умудрился плюнуть ему прямо в лицо. Жаль, конечно, что ты уходишь, но в то же время я чувствую некоторое удовлетворение. Эта старая скотина заслуживает такого обращения. Не хочешь кофейку?
— Конечно.
Но само кофе Джуки было явно настроено против меня, оно никак не хотело лезть мне в горло. Я хотел как можно скорее сесть в автобус и, уже оглядываясь назад, посмотреть еще раз на пыльные дороги Станисты, здание муниципалитета, церковь, на все то окружение, где провел все это время. Мысль о том, что больше я никогда в жизни не приеду сюда, помогла мне окончательно принять это решение.
— Знаешь, Боранка, давай разминемся здесь, иначе будет не очень хорошо, если эти подхалимы увидят нас на улице вместе.
Она улыбнулась в знак благодарности. Я уберег ее от больших неприятностей, она никак не решалась попросить меня остаться пока внутри здания. Она была одной из тех, с кем ты можешь болтать часами без какого-либо признака на усталость. Мужчины полагались на нее, жаловались ей на своих жен и подруг, но никто из них не воспринимал ее как женщину. Плоская фигура, высокий лоб, так и искрящийся интеллектом, — с таким комплектом ей было трудно найти партнера в жизни.
— Можно я тебя обниму? — тихонько спросила она.
— Конечно. Только смотри, чтобы мои бунтарские идеи не заразили тебя!
Она поцеловала меня в обе щеки. Я почувствовал запах ее свежевымытых волос, тепло ее гладких щечек. Как жаль, что эта девушка неоднократно будет проигрывать глупышкам с пышным бюстом и крохотными мозгами. Такова жизнь.
Около остановки, где было всего четыре платформы, я купил «Политику» в одном из газетных киосков. Забирая деньги, продавец дружелюбно улыбнулся мне в ответ. Он тоже узнал про стычку со Стариком? Успев только посмотреть на заглавную страницу, я услышал голос:
— Доктор, доктор!
Женщина лет тридцати пяти, с симметричными чертами лица и серыми глазами, шла мне навстречу. Нельзя сказать, что цвет ее лица был свеж, но в то же время не было видно и следов макияжа, ее волосы цвета пшеницы были убраны в пучок. В Станисте бесполезно говорить, что ты не являешься врачом. Если в своей работе ты использовал какую угодно терапию, то это было свидетельством твоей принадлежности к врачебной братии. Она протянула мне руку и выдала на одном дыхании:
— Как только мы услышали, что вы уезжаете, я сразу же отправилась к вам домой… Мой отец хочет поблагодарить вас. Пожалуйста, задержитесь на чуть-чуть. Вы помните меня? Я Милана.
Она меня хотела поблагодарить? И тут я вспомнил. У нее была умственно отсталая сестра лет тридцати, с длинными тонкими руками, покрытыми темными волосами, с вогнутым лбом и выпирающей челюстью, как у неандертальца. Три месяца назад она привела сестру в мой кабинет и, стоя у двери и держа ее за руку, попросила меня кое о чем: «Я прошу вас об одном большом одолжении. Только вы можете мне помочь».
Ее умственно отсталая сестра дернула ей руку, затем что-то неясно простонала и, склонившись над моим столом, взяла меня за голову своими волосатыми руками и поцеловала меня несколько раз пухлыми губами, из которых сочилась слюна.
— Пожалуйста, пожалуйста, не расстраивайтесь, — поспешно пробормотала Милана, пытаясь оттащить сестру от меня. — Кая всего лишь хочет таким образом показать вам свою любовь. — Она обошла стол и вытерла платком слюну с моего лба и щек. Она снова взяла Каю за руку и посадила ее на стул рядом с собой.
— Знаете, она была в центре для умственно неполноценных людей, здесь, в Станисте. Все было хорошо: мы знали людей, присматривающих за ней, да и сами постоянно навещали ее. Затем центр закрыли, ну вы, наверное, знаете об этом, и ее перевели в Врбас. Это было просто ужасное место. — Она говорила с таким выражением лица, будто попробовала что-то отвратительное на вкус. — Некоторые агрессивные больные просто избивали ее…