Карта словно подсказывала ненавязчиво: перед вами – молодой гуляка.
– Тэйн, – объявила Фреда, старательно напуская на себя бесстрастный вид.
– Его я не знаю.
– Думаю, он тоже мертв.
– Извини. Мне очень жаль.
Мы быстро разложили еще четыре карты. На всех были изображены мужчины в возрасте от двадцати до сорока лет. Во всех проглядывало отчетливое сходство с Дворкином – в разрезе глаз, в очертаниях лица, в манере держаться. Все это явно были его потомки. Похоже, Дворкин уделял женщинам массу внимания. Интересно, сколько же всего детей он породил? И раз у него такая большая семья, откуда же он находил время, чтобы столько возиться со мной – и при этом все это время делать вид, будто он холост? Когда мы в следующий раз окажемся с ним наедине, непременно попытаюсь задать ему этот вопрос.
Все эти карты Фреда выкладывала под картой Дворкина, вдоль края стола, полукругом. Фреда полагала, что из шести «выпавших» сыновей Дворкина четверо мертвы. Двое – это Аланар и Тэйн, а еще двоих я не узнал.
А потом на очередной перевернутой карте обнаружился молодой мужчина с моим лицом, только глаза у него были не голубые, как у меня, а карие. Одет он был в темно-коричневое и желтое, и в руках у него был слегка изогнутый меч. Уж не знаю, может, это такая шутка – но держал он его несколько двусмысленным образом.
– Кто это? – нерешительно поинтересовался я. Этот мужчина тоже был мне чем-то знаком. Где же мы с ним встречались? И когда?
– Ты его знаешь?
– Он довольно сильно похож на меня...
Я смотрел на карту, пока Фреда не забрала ее у меня из рук и не положила рядом с прочими.
– Мэттьюс, – ответила Фреда. – Его зовут Мэттьюс.
– Он тоже мертв, – ошеломленно протянул я.
– Откуда ты знаешь?! – вскинулась Фреда.
Я беспомощно пожал плечами.
– Я не знаю. Это... это как старое воспоминание, отдаленное и туманное. Или, может, сон. Я почти вижу это, но неотчетливо. Я только знаю, что видел его в этом сне и видел, что он умер.
– Что с ним произошло? – не унималась Фреда. – Как он умер?
Я покачал головой.
– Извини. Не могу вспомнить.
На самом деле, я был уверен, что умирал Мэттьюс мучительно, но не мог заставить себя сказать об этом Фреде. Ей явно нелегко будет это перенести. Видно же, что Мэттьюс ей дорог.
Фреда вздохнула.
– Может, это был всего лишь сон, – сказал я, пытаясь подбодрить Фреду и показать, что и сам на это надеюсь. Но в глубине души я твердо знал: никакой это не сон. – Возможно, они оба живы, просто где-то задержались.
– Не отмахивайся от снов. Они часто предвещают будущее. Я много раз видела сны, которые впоследствии сбывались. Если ты говоришь, что Аланар и Мэттьюс мертвы и ты видел во сне, что они умерли, велика вероятность, что так оно и есть.
– Но это был всего лишь сон.
– Возможно, я верю в это именно потому, что ты увидел это во сне.
– Ну, как скажешь, – отозвался я, слегка пожав плечами. Обычно снам я верил не больше, чем всяким предсказателям.
Я уселся поудобнее и принялся рассматривать Фреду и ее карты. Похоже, она унаследовала от Дворкина не только его недостатки, но и его достоинства. Он никогда не пытался увильнуть от неприятных известий, какими бы ужасными они ни были. И я тоже усвоил этот урок, благодаря Дворкину.
– Расскажи мне о Мэттьюсе, – попросил я.
– Он, как и Аланар, пропал с год назад. После этого никому не удавалось с ним связаться. Впрочем, он всегда был вспыльчивым. Однажды вечером он после скандала с Локе умчался прочь... и больше от него не было ни слуху ни духу.
Локе – это был неприятный, самодовольный тип с одной из перевернутых мною карт. А ведь Фреда упоминала его и раньше и довольно-таки уничижительным образом. Они явно были не в ладах.
– Я надеялась, – добавила Фреда, – что Мэттьюс просто впал в хандру и что со временем он успокоится, простит Локе и вернется, прежде чем...
– Она печально улыбнулась и сморгнула слезы. – Но сейчас это не твоя забота, Оберон. Давай дальше. Тяни следующую карту.
Я быстро перевернул следующую.
– Эйбер, – сказала Фреда и добавила его к прочим картам – теперь их стало восемь, – кругом разложенных на столике.
Я подался вперед, чтобы получше разглядеть этого проказника, что так замечательно рисует карты. Хотя его черты и отличались некоторой грубоватостью, Эйбер был красив – по крайней мере, на этом изображении. Вся его одежда была темно-красной: обтягивающие штаны, туника, перчатки, длинный, свободно струящийся плащ. Возраст навскидку не определялся, но мне почему-то подумалось, что мы с ним ровесники. У Эйбера были темно-русые, коротко подстриженные волосы и аккуратная бородка; серо-зеленые глаза смотрели спокойно и уверенно. Он стоял в героической позе, но вместо меча в руках у него была кисть живописца. Я мысленно рассмеялся. Да, мне определенно нравилось его чувство юмора.
В нем тоже чувствовалось сходство с Дворкином – некая причудливая эксцентричность, которая у Дворкина вырывалась на волю лишь изредка, в основном по большим праздникам, когда он выпивал лишку. Тогда он делался весел и беззаботен и принимался развлекать окружающих – скажем, извлекал из ниоткуда монетки либо принимался декламировать эпические повествования о героях древности и их приключениях.
Не знаю, что это было – должно быть, игра света, – но после того, как я внимательно присмотрелся к изображению, я готов был поклясться, что Эйбер тут прямо-таки живой. Мне показалось, будто крохотное изображение моргнуло и начало поворачивать голову – но тут Фреда резко накрыла карту ладонью.
– Не делай этого! – предостерегающе произнесла она.
Я взглянул ей в лицо и обнаружил, что оно вдруг сделалось холодным и суровым. Возможно, эта процедура значила для нее куда больше, чем мне подумалось. Передо мной была не какая-нибудь гадалка, а сильная женщина, которая стремительно перешла к действиям и овладела ситуацией. Это меня восхитило. Я никогда не любил слабовольных дамочек. Если у женщины в душе огонь и сталь, это лишь добавляет страстности любовным делам.
– Почему? – поинтересовался я напрямик.
– Здесь и без того тесно. Лишний попутчик нам ни к чему. А если я допущу, чтобы он тебя уволок, отец будет взбешен.
– Ну, ладно, – сказал я, хоть и был сбит с толку. Так и быть, на этот раз я поверю, что Фреда действует исключительно в моих интересах. Я откинулся на спинку сиденья, скрестил руки и посмотрел на нее доверчивым взором. – Я вовсе не хочу доставлять тебе неприятности.
Фреда вздохнула и смягчилась.
– Да нет, не неприятности. Эйбер может оказаться... помехой. Да, вот верное слово. А сейчас нам помехи не нужны.
Я немного склонил голову набок и посмотрел на карты – как я надеялся, с безопасного расстояния. И чем больше я об этом думал, тем больше верил в то, что изображение Эйбера на самом деле шевельнулось. Но ведь карты не могут оживать!
И вдруг я понял, что после всех чудес, которым я был свидетелем за последние несколько часов, я готов принять что угодно.
ГЛАВА 5
Теперь мое внимание сосредоточилось на картах, разложенных на столе. Я пытался понять, что же видит в них Фреда. Все выпавшие карты оказались портретами неких мужчин. Пятеро из них, возможно, были мертвы. Четверо определенно были живы. Каким-то образом я узнал двоих мертвых – узнал и твердо был уверен, что они и вправду умерли. Однако же я никогда с ними не встречался. Из четырех живых я знал одного лишь Дворкина. Я внимательно всех рассмотрел и окончательно убедился, что никогда прежде не видал ни Эйбера, ни Локе, ни Фенна.
– Ты – предсказательница, – сказал я Фреде. – Что предвещает этот расклад?
– Я точно не уверена. – Фреда прикусила губу и оглядела миниатюрные портреты, ни на одном не задерживаясь взглядом надолго. – Здесь одни лишь люди – никаких ключей, никаких намеков на прошлое, настоящее или будущее место пребывания. Можно определенно сказать, что в надвигающихся событиях вся семья окажется связана с тобой, но сейчас, когда близится война, в этом нет ничего удивительного. Отец и все остальные, как живые, так и мертвые, играют в этом какую-то роль. Но какую?