Целое десятилетие заводской коллектив ведет большую работу по внедрению БИП. Результаты определенно обнадеживающие: почти полностью исчезли рекламации на выпускаемую продукцию, в десяток раз сократились претензии заказчиков к качеству ремонта, резко снизились потери от брака.
БИП прижился на заводе. Рабочему человеку он по душе. Кузнец Корецкий, которому ОТК одному из первых доверило личное клеймо, рассуждает так:
— Волнуюсь и горжусь, когда на детали ставлю свою отметку. Личное клеймо — высшее признание рабочего мастерства, человеческого достоинства.
…Здесь, у заводской стенки, всегда лес судовых мачт. Над ними — стальные шеи портальных кранов. Круглосуточный фейерверк сварочных искр и дробный стук пневматических молотков лишний раз напомнят: вы — в царстве большого судоремонта. В одну прямую вытянулись разноцветные заводские корпуса: трубопроводный, корпусный, механомонтажный… А там, за ними, — другие. Все они начинены станками, прессами, машинами, кранами. Давайте-ка заглянем сюда сами, совершим своеобразную экскурсию.
По душе мне, к примеру, трубопроводчики. Народ веселый, с юмором, за словом в карман не полезет. Захаживал к ним частенько. Как-то встретил у верстака невысокого, лет шестидесяти, мужчину. Он проворно жестикулировал руками, объяснял что-то стоявшему напротив парню. Как потом узнал, парень — это его, Мамонтова, сын. За отцом, выходит, к трубопроводному делу потянулся. Разговорились.
— Когда я таким, как мой Славка, был, туго тут нашему брату приходилось. Плита для гибки труб, два горна для нагрева, площадка для их набивки. И баста. Подай, принеси, все вручную. А теперь?
Бригадир молча повел глазами по цеху: дескать, смотри сам и сравнивай. На что сразу обращаешь внимание, так это порядок. Ни суеты, ни толкотни. Все здесь отлажено, как часовой механизм. У стенок — гибочные станки, специальные прессы, новые верстаки, механические ножовки. В считанные минуты опрессовщицы могут испытать любую трубу, предназначенную для монтажа судовых систем. Хотя эти новшества появились тут сравнительно недавно, они уже заметно повысили механизацию работ. А весь комплекс мероприятий, проведенных за последние шесть лет, дал ощутимый экономический выигрыш.
— Смена у нас достойная, — рассудительно говорил мне другой ветеран, сварщик Борис Васильевич Ткачев. — Убежден: уйду на пенсию, а мое место толковый парень займет. У нас, знаете, три четверти коллектива — это выпускники ГПТУ.
Часто называли такие фамилии: Коротков, Уланов, Шабалин, Аляев, Бобков. Все они — молодые бригадиры, тоже из профтехучилища. Многие из бригад уже в середине семьдесят четвертого личные пятилетние обязательства выполнили.
В корпусном моим гидом был Алексей Алексеевич Мороз. Он — один из немногих ветеранов, кто до сих пор трудится на родной верфи. Приехал в тридцать восьмом. Собственно, на его глазах шло становление цеха.
— Первый «жучок» как сейчас вижу: неказистый такой. Строили его долго и неумело. На площадке, которую отвели в цехе, — теснота. Металла в обрез. Опыта почти никакого. Сначала вверх килем строили: половину сделаем, выкатываем во двор, тут доделываем. В общем, в муках рождались наши первые «жучки». Работали много, иной раз по несколько смен подряд. Понимали: скорей надо, скорей. Завод хоть медленно, но набирал силу. Знали: чем быстрей станет на ноги, тем раньше и наша жизнь наладится.
Весной сорокового у нас своего рода выставка была организована. Это там, где сейчас диспетчерская. Выкатили мы из цеха четыре «жучка», поставили рядышком: дескать, смотрите, что за красавцы. Рабочие толпятся, руками по железной обшивке водят и переговариваются: «Ничего, и лучше будут». Не сомневались. Действительно, наши катера и по сей день бороздят камчатские воды. Трудятся.
Тому, кто, скажем, лет десять назад заходил в горячее отделение цеха, неизменно бросалась в глаза одна и та же картина: в одном углу чадила мазутная печь, в другом стояли времянки-будки; громадные двери — настежь; сквозняки, гарь, пыль. Слабо был оснащен участок и оборудованием. Поэтому корпусники-котельщики не расставались с кувалдой. А сейчас цех расширился, пополнился прекрасным оборудованием. В технологической последовательности выстроились фрикционный пресс, сверлильный станок, пресс-ножницы, станок абразивной резки дымогарных труб, правильные плиты, верстаки. Теперь здесь широко используются прогрессивная технология и научные методы труда. Канули в вечность дедовские лебедки, суета, скученность. Обязанности среди корпусников четко разграничены, нет дублирования, каждый знает, чем и когда заняться.
— Вот те же, к примеру, комплексные бригады, — пояснял Мороз. — Появились они у нас не так давно, а авторитет уже прочный завоевали. В таком коллективе обычно 8—10 человек. Каждый из них владеет, помимо основной, двумя-тремя смежными профессиями. Бригада ведет все работы в комплексе с начала ремонта до сдачи судна заказчику. Это резко уплотнило время и дало сильный импульс для роста производительности труда. Комплексных бригад сейчас 17. Есть тут и судосборщики, и резчики, и газосварщики. Что характерно, созданы они не за счет притока новых рабочих, а путем всевозможных реорганизаций внутри коллектива.
Корпусный цех — головной на верфи, стало быть, и более многочисленный. Было время, когда в нем около 500 человек трудилось. Сегодня — 320. Сокращение заметное. А вот объем выполняемых работ увеличился в несколько раз. По-моему, это и есть технический прогресс. В цехе 4 мостовых крана, 2 кран-балки мощностью 5 тонн, прессы, сверлильные станки. Правда, есть еще старенькое, изношенное оборудование. Но работает оно исправно. И все потому, что к нему прикасаются заботливые руки.
А вот и механомонтажный. Как и его собратья — корпусный и трубопроводный — родился он еще в тридцать шестом. Назывался тогда одним словом: механический. Потом стал механосборочным, нынче же — механомонтажный. Видите, сами названия этого цеха свидетельствуют о его росте и прогрессе. Поначалу — мелкие суда и шхуны, теперь — ремонт палубных и паровых механизмов всех типов судов современного флота. Преобразился механомонтажный, можно сказать, на глазах, за каких-то семь-восемь последних лет. Новенькие блестящие станки, испытательные стенды, различные приспособления плюс строгая специализация. Редко тут встретишь рабочего, у которого не было бы смежной профессии. Отсюда и результат: объем продукции в цехе вырос вдвое.
Здесь, в механомонтажном, припомнилось мне первое интервью с директором Потылицыным. Пришел я к нему из редакции с целью узнать о ходе выполнения социалистических обязательств. А беседу он начал тогда с… редуктора траловой лебедки БМРТ.
— Беда. Вот видите, какая кипа телеграмм? Все с промысла. Ломаются лебедки.
Факт этот пояснений особых не требовал. Я знал, что означали такие «молнии». В одной промысловой экспедиции сам наблюдал, как судно часами таскало за собой полный трал. Улов отменный, а лебедка поднять не может.
— И все это из-за вал-шестерни, — продолжал Анатолий Ефремович. — За этой деталью наши камчатские «толкачи» на материк летают.
Суда типа БМРТ выпускает Николаевский судостроительный завод. Однако запасных вал-шестерней он не производит. Не занимаются этим и другие предприятия страны. Вот и приходится рыбакам искать обходные пути.
— Каков же выход? — спрашиваю у директора.
— Выход срочный нужен. Вчера был в обкоме. Сказали так: «Пора самим судоремонтникам браться за эту проблему». Вот и думаем сейчас, с чего начать.
Это было четыре года назад, осенью семьдесят второго. Тогдашний разговор вспомнился при встрече с начальником механомонтажного.