Дед мой прожил сто лет. Был он человеком неграмотным, но весьма наблюдательным. Частенько старик поучал: «Не суди, внук, о всей реке, если увидел только устье. Проплыви обязательно до ее изначальных истоков». Сегодня каждый, если он в душе хоть немного философ, рассуждает примерно так: были дикие заросли — стал завод. Ну и что? Все верно. Когда-то на Камчатке ездили на одних собаках да оленях, а сейчас, пожалуйста: машины, самолеты, вертолеты. Выросли заводы, комбинаты. Не было у судоремонтников жилья, теперь оно есть. Да еще вон сколько — огромный поселок, ставший целым городским районом. «Но не счастливый это дар, не манна небесная, — говорил мне заводской ветеран Андрей Петрович Конюхов. — Ведь даже яблоко, сорванное в осеннем саду, — это плод многолетнего человеческого труда. А такое? — И, подумав, заключил: — В первой вырытой землянке — вот где исток благополучия искать надо».
А она, между прочим, эта первая землянка, появилась в бухте еще в тридцать шестом году. Вырыл ее токарь механического цеха Алексей Кузнецов. Утеплил, перенес свой домашний скарб, как мог благоустроил и стал жить. Потом уже гурьбой пошли корчевать кедрач, долбить склоны сопок и поглубже в землю зарываться. Так, на правой стороне Кабан-ручья начал расти «Копай-городок». Ну, а пока он строился, жить приходилось в старом, «ситцевом». Его палатки по-прежнему ютились на восточном склоне бухты, где хозяйничал ветер. На их долю выпадало немало серьезных бед и испытаний. Снежные шквалы рвали крыши, разворачивали стены, заставляли людей выбегать среди ночи. Обильный снегопад с макушкой засыпал палаточный городок.
Однако весна тридцать седьмого принесла с собой обнадеживающие приметы. У «Зеленой рощи» появилось несколько срубов, на которых хлопотали плотники. На будущих семейных бараках, завизжали пилы и застучали топоры. А там, за косогором, вырисовывалась другая улица, неизвестно кем потом названная Индустриальной. Смысл такого названия был символичен: пусть знают, рассудили люди, в какое время сооружался здесь завод и рос будущий поселок.
В том же тридцать седьмом году по решению правительства нарком А. И. Микоян лично распорядился выделить для постоянных рабочих судоверфи земельные участки под индивидуальное строительство. Согласно этому приказу, застройщикам на льготных условиях давались специальные ссуды; необходимые материалы. Например, за 1937–1938 гг. судоремонтники получили из государственной казны 200 тысяч рублей.
А еще год спустя хороший подарок судоремонтникам сделали строители созданного тогда Камчатстроя. Жилье они стали делать из бетонных блоков, где в качестве теплоизоляционного материала широко использовалась вулканическая пемза. В квартирах стало больше тепла и уюта.
Приходилось мириться с бытовыми неурядицами, вызванными прежде всего отсутствием электрического освещения, должного отопления, острым дефицитом предметов домашнего обихода. Вот перед нами протокол общего рабочего собрания от 1 февраля 1938 года.
«Кольберг: «Сколько раз мы поднимаем вопрос о быте? Много. А результат с гулькин нос. Грязь как была, так и есть. Ведра не достать. Одна кружка на весь цех, и ту месяц пришлось ждать, пока выдадут».
Коршунов: «Дома наши без полов, холодные. Стульев и табуреток мало. А кое-кто, товарищи, и эту мебель не бережет. Вот в палатке № 14 шесть табуреток разломали, а в пятнадцатой — стол изуродовали».
Голос с места: «Наказать разгильдяев, строго спросить с них».
Вот так жили. Но пришел конец и «ситцевому городку». Поселок теперь украшали вполне приличные домики, в которых проживало полторы тысячи судоремонтников. А потом, через многие годы, архитекторы обозначат на карте поселка другие улицы и кварталы, где вырастут многоэтажные дома со всеми, как мы говорим, коммунальными удобствами. И станет это особенно заметно после 1957 года, когда, ло решению партии и правительства, в стране развернулось грандиозное жилищное строительство.
Периодом счастливых новоселий можно назвать эти годы в истории завода: 1600 человек получили новые квартиры. Вступили в строй два детских сада, прекрасный универмаг «Рассвет», почта с телеграфом, кинотеатр «Мир» и музыкальная школа.
— Тут всегда пробка, — зачертыхался шофер. — Как вон ту лощину заметет, значит — баста. Ну и дорожка.
Молча сидевший на заднем сиденье пассажир вдруг отозвался:
— Ну, это ты зря, парень, дорога как дорога. А что пурга беснуется, так ты ж на Камчатке баранку крутишь, не в тропиках.
Водитель в недоумении закуривает и, пристально всматриваясь сквозь стекло, буркнул:
— Будто сам не видишь, какая она.
— Недосмотр есть, факт. Дорожники тут не на высоте. А сужу так, хлопец, потому, что знаю цену каждого ее метра, каждого поворота.
— Это ж как понять? — не унимался шофер. — О какой цене речь?
Пассажир помалкивает. Я обернулся и тут же встретил добродушный взгляд седоволосого мужчины.
— А понять просто, — продолжает тот, — своими руками эту дорогу строил. Семь потов здесь с друзьями пролил, дюжину мозолей нажил. Ты думаешь, легко тянуть ее было? Это сейчас техника вон какая: машины, многотонные катки, а тогда, брат, лопата, тачка да трамбовка вручную.
— Любопытно, пять лет кручу на ней баранку, а, к стыду своему, не знаю, когда ее построили.
— Давненько, Ты еще и под стол пешком не ходил. Диалог на этом прервался. Шофер снова нажал на «все
педали», задние колеса образовали снежный вихрь, а машина ни с места. Чувствую, «скребут кошки» у парня, но злость про себя держит.
— Вот, батя, и сели на твоей дороге. Пока встречные не пробьются, загорать придется. Так что времени в достатке. Интересно, как же вы ее тут тянули?
И наш попутчик повел рассказ.
Завод начинали строить при полном, можно сказать, бездорожье. «Подъездными путями» служили доски да бревна, по которым катали тачки. А к жилью через бугры и косогоры люди протаптывали себе тропинки, конечно, там, где попрямее и покороче. В морозную зиму или летом еще куда ни шло — терпимо было. А вот когда земля обильно поливалась камчатскими дождями или когда весенняя распутица приходила, вся территория превращалась в непролазную грязь. Как говорится, ни проехать, ни пройти. Приходилось самим тут же мастерить «тротуары»: в грязь бросали доски, бревна, камни, металлические предметы. Так и добирались к месту работы, не как нынче — из цеха в цех на модных каблучках.
Но с местным бездорожьем еще мирились. Знали, нет пока средств и силенок, повременить надо. А вот с большой дорогой следовало что-то делать. Поселок снабжался тогда в основном морем. На кунгасах, которые буксировали маломощные катера, доставлялись материалы, продукты, почта, словом, все, в чем нуждались рабочие и их семьи. Связь эта, однако, была ненадежной. Частые штормы, туманы, пурги нарушали снабжение, грузы доставлялись с большим опозданием. По суше связь вообще отсутствовала. Лишь единственная тропка, петлявшая меж берез и корявого стланика, приводила путника в город. Но она отнимала у человека полный день, если он по делам своим пешком отправлялся в Петропавловск. Словом, дорога на город стала для судоремонтников серьезной проблемой.
— А как решить ее? — продолжал свой рассказ наш попутчик. — Кругом лес, сопки, через них тянуть надо.
— Так на ощупь и шли? — допытывался шофер, слушая своего пассажира уже с нескрываемым любопытством.
— Да нет, были у нас специалисты, знавшие толк в этом деле. Изыскания сделали. А потом кирки и ломы на плечо, и за дело! Копали, подсыпали, трамбовали. Отовсюду везли песок, глину, бревна. Все в ход шло.
— Но позвольте, — тут уж я вступил в беседу. — Старожилы рассказывают, что на нынешней трассе тогда масса плавунов встречалась. Да и сама местность-то была заболоченной.
— То-то и оно. Эти плавуны да болота в печенках у нас сидели. Такие «прожорливые», черти. Тонны щебня и гравия бросали, и все как в бездонную яму. И обойти некуда. Вот и мучились, пока не укротили их.
Пробка, наконец, рассосалась, шофер дал газу, и машина тронулась.