Шла в тайгу, на тяжкие лесные заработки, только голь перекатная без роду и племени: беглые, каторжники, ссыльные, забитые жизнью бродяги; были тут и беспаспортные; выжидали время, прятались от полиции, которая в эти лесные дебри и нос боялась сунуть, разные темные люди «с рыльцем в пушку».
Глиняная печь с вмазанным в нее большим чугунным котлом возвышалась около каждого барака — в них артельные повара варили пищу лесорубам.
Костин условился с китайцем — старшинкой третьего малонаселенного барака, что займет со своей артелью первую, пустую половину барака. Сам наскоро сколотил тесовую перегородку и выделил небольшой угол переселенцам.
Алена мыла и прибирала свой нехитрый закуток, когда услышала крики, посвист, улюлюканье приближающейся к баракам толпы — возвращались после рабочего дня лесорубы.
— Васька Стрелок! Хряй сюды! Новая артель привалила! И бабу, говорят, с собой приволокли!
— О! Ваньча! Врешь, поди, варначина?
— Хряй, Васька! Хряй сюды скорее, паря-зараза!
— Русска бабушка шибко шанго!
— Иди ты… косоглазое рыло! Тоже разинул пасть на русскую бабушку!
— Дай ему в зубы, Ваньча!
— Страхолюдина, поди, какая-нибудь старая притопала-приковыляла?
— А ты думал — картина? Только безмозглая дура сюда пойдет…
— Муж у нее, говорят. Угол им отделили.
— Фью! Муж еще, сука! Мы ее от него скоро отделим!
— Васька! Хряй на речку купаться!
— Эх! Бабу помять, пожать, покрутить ба!
Весть о приходе Алены вызвала целую бурю: среди лесорубов не было ни одной женщины.
Самостоятельных мужиков, вроде Семена Костина и подобранных им артельщиков, было на лесозаготовках десяток-другой, а большинство — бугаи, звери темноголовые. Они волновались. В такую глухомань могла прийти только потерявшая стыд и совесть потаскушка. Какая же порядочная краля осмелится появиться в одичавшем стаде варнаков, беглых каторжников, бродяг и нищих, скатившихся на самое дно?
Стихло. Толпа постепенно разошлась.
Алена вышла из барака, чтобы приготовить ужин артельщикам. Низко надвинув на глаза белый платок и повязав сверху него темный, она опустила накомарник и вся ушла в работу-заботу: растапливала печь, мыла в ведре крупу, носила из бочки воду в котел. Мимо нее то и дело мелькали люди: приходили посмотреть на нее, как на чудо.
— Хряй, Васька! Вон она, коло печки.
— Наше вам с кисточкой! Чево это вы, мамзель, запрятались за сто платков? Я, король тайги Васька Стрелок, хочу с тобой поздоровкаться…
— Хряй! Кажи нам свою физиомордию, мы и корявой не испужаемся — народ стреляной!
— А ну, пава писаная, кажи нам лицо свое белое!
Алена растерялась: поняла, куда она попала, какая беда ей грозила. Толпа лесорубов быстро увеличивалась.
В это время из барака выскочил побелевший Лесников. За ним поспешал серый от гнева и лютой злобы Василь, готовый слепо кинуться на любого обидчика. Выбежали и артельщики, с которыми Алена сдружилась в пути.
Алена ощутила живой верный заслон — мужа, отца, Семена Костина, артельщиков; она собралась с духом и со слабой улыбкой на побледневших пухлых губах сняла с себя платки, накомарник, открыла прекрасное, молодое лицо, розовое от смущения. Большие черные глаза ее пристально и строго смотрели на Ваську Стрелка.
Толпа лесорубов подалась вперед, сгрудилась.
— Вот это да!
— Братцы! Глянь на чудо дивное!
— Прости ты меня, предерзостного, королева, за бесстыжие слова! — низко поклонился Алене сразу потерявший наигранное бахвальство Васька Стрелок. — Да разве я думал? — как-то растерянно сказал он и, круто повернувшись к толпе лесорубов, властно, как имеющий на это право, приказал: — Айда, ватага, по баракам! Здесь не балаган, здесь дело сурьезное…
Молчаливая толпа лесорубов быстро разошлась по баракам.
Васька Стрелок разбойно свистнул, позвал дружка:
— Ваньча! Айда купаться!
Парни в ногу зашагали к берегу, сели на прибрежные камни и вскоре слились с наступившими сумерками.
После ужина Семен Костин прошел по баракам и о чем-то долго и жарко говорил со старшинками.
На следующее утро приказчик Пьянкова привез на нескольких лодках-плоскодонках мешки с хлебом, мукой, сухарями, крупами, бутылями постного масла. Костин и с ним говорил о чем-то настойчиво и требовательно. На глазах у многих лесорубов приказчик снял с пояса желтую кожаную кобуру с револьвером и передал ее Семену.