Он походил на нее невысоким ростом, чуть заостренным личиком, веселостью. Но у него было меньше хрустальной звонкости в голосе. Тем, что мать опекает его вплоть до самого гарнизона, он ничуть не смущался. Она не принуждала его ни к чему, и между ними существовало очаровательное сообщничество.
Впоследствии он вместе с Шовело участвовал в парижском Сопротивлении, потом открыл адвокатский кабинет. Опубликовал еще одну книгу — всего одну и тоже тоненькую, о Кэтрин Мансфилд. Но, несмотря на свой прекрасный дебют и вопреки надеждам, которые, казалось, подавал, его карьера после смерти матери была не слишком блестящей.
Жан Пьер Ле Ме предоставил мне для «Последней бригады» черты Лервье-Маре, а Элиана — «Золотой мамочки».
Я уже говорил, что этот роман всего лишь хроника, хроника моего выпуска в первой части и хроника выпуска, участвовавшего в боях, во второй.
Мы изображены на одном фото, Шовело, Ле Ме и я, затянутые в форменные ремни, в голубых кепи и готовые к военным приключениям.
Гений Александра Дюма сумел заметить, что в любой военной группе всегда найдутся три неразлучных друга. Мы были тремя сомюрцами, а четвертый тоже обязательно находился — в другом месте или рядом. Сын поэта Фран-Ноэна актер Клод Дофен был старше нас лет на десять и уже приобрел некоторую известность в ролях первых любовников. Он тоже прошел курс как унтер-офицер резерва, чтобы получить офицерские нашивки. В нем было с избытком таланта и остроумия, и мы были рады, что он присоединился к нашей компании.
Три года спустя, в Англии, мы с Клодом Дофеном вместе окажемся на радиостудии, сидя по обе стороны от микрофона.
X
Прощание с бальзаковской Францией
Сказал ли я, что Сомюр был приятным городком, одним из самых приятных во Франции? Когда я думаю о недавней провинции, мне вспоминается именно Сомюр. И я вновь вижу его, построенный из прекрасного белого камня, белого песчаника, который так хорошо впитывает краски неба, слегка окрашиваясь розовым на заре, в полдень принимая оттенок свежей соломы и опять розовея с приближением вечера. Вижу его набережные по берегам Луары, которые были бульваром наших королей. Вновь вижу большой укрепленный замок, который возвышается над ним, и его плотно застроенный остров посреди реки. Слышу, как отдается мой одинокий шаг на поднимающихся в гору улицах квартала Сен-Пьер, украшенного особняками XVI века, среди которых Бальзак выбрал дом для Евгении Гранде. Большой дверной молоток, чугунный, в виде удлиненной слезы, всегда был у его двери — точно такой, каким его упомянул Бальзак.
Никакого шума на улицах, никакого гула толпы. Вселенная людей, живших за этими окнами былых времен, кажется тесной и ограниченной, но это была их вселенная, а не сегодняшний мир, слепленный без разбору из всего подряд, когда уже нет провинции.
В кварталах, построенных в XVIII веке или при Империи и Реставрации, проживало богатое или зажиточное население. У владельцев больших окрестных имений, таких как герцог де Бриссак, были свои дома в городе.
На самом деле жизнь Сомюра вертелась вокруг Кавалерийской школы, ее Черных кадров, а также вокруг Школы обозного транспорта, когда тыловое обеспечение еще не обозначали словом «логистика». По окончании работы главные улицы заполнялись мундирами, и на тротуарах беспрестанно взмахивали руки в знак приветствия.
Во времена мира главным событием года были конные состязания в конце июня со всевозможными празднествами, приемами и балами по этому поводу. Даже в ту военную зиму они были излюбленным предметом для бесед.
У книготорговца продавалась знаменитая почтовая открытка, где берейтор Черных кадров преодолевает великолепным прыжком накрытый стол, а сидящие за ним, чуть откинувшись на своих стульях, приветствуют его с бокалом в руке.
В обычае каждого выпуска было также публиковать своего рода портреты или карикатуры офицеров Школы. Поскольку я в то время немного владел карандашом, то стал автором почтовой открытки с профилем нашего лейтенанта Тевено, спокойного патриота и пунктуального инструктора.
Отель «Бюдан», просторный и старомодный, чей классический фасад выходил на реку, был одним из главных мест города. Он был вотчиной генералов и старших офицеров, мы там бывали нечасто, разве что иногда, в час аперитива.
Моей штаб-квартирой в конце недели был «Отель де ля Пэ», менее импозантный, но столь же старомодный.
В воскресенье утром наибольшая часть курса присутствовала на мессе в церкви Сен-Николя-дю-Шардонне. Полковник и офицеры занимали первые пролеты, перед хором, а курсанты — всю мужскую сторону. Некоторые приходили туда, будучи истинно верующими, другие по традиции, а кто-то просто ради соблюдения приличий. Для всех этих молодых людей, которые целую неделю учились самым эффективным методам убивать себе подобных, это время сосредоточения становилось поводом подумать и о собственной смерти.