— Бубенцов?
— Дураком его назвать, — раздумчиво заговорил Иван Данилович, — не хочется. О вредности — и разговору быть не может. А поставил себя так, что двадцать шесть человек написали на него заявление. В райком просили передать. Тут третьего дня твой Бубенцов такой цирк устроил… На, почитай сам.
Шаталов достал из кармана большой, сложенный вчетверо лист и передал Торопчину.
— Все описано, как в календаре.
Но Иван Григорьевич не успел закончить чтение, как дверь широко распахнулась и вошел сам Бубенцов.
Увидав Шаталова, Федор Васильевич на секунду задержался у порога, но затем решительно подошел к столу и молча поздоровался за руку сначала с Торопчиным, потом с Шаталовым.
— Садись, Федор Васильевич, — сказал Торопчин и вновь углубился в чтение.
Бубенцов, почувствовав что-то неладное, насторожился. Подозрительно покосился на Шаталова, потом уставился на бумагу острым взглядом полуприщуренных глаз. А когда Торопчин кончил читать и аккуратно сложил заявление, сказал:
— Порви.
— Нет, зачем же, — ответил Иван Григорьевич. Встал, положил заявление на полочку под книги и сказал Бубенцову с горечью и укоризной: — Что же это ты, Федор, делаешь?
— Слушай, Ваня, очень я тебя прошу, — тоже негромко и, пожалуй, просительно, сказал Бубенцов, — Давай этот разговор сейчас отставим. Я ведь за трое суток, поверишь, гимнастерки не скидал. Умаялся.
— Я тоже. И многие так. Только это, Федор Васильевич, не оправдание.
Бубенцов ответил не сразу. Опять сердито покосился на Шаталова. Но тот внимательно рассматривал обложку книги, как будто разговор его совсем не интересовал.
— Ну, оправдывается пусть кто-нибудь другой, — вновь повернувшись к Торопчину, решительно заговорил Бубенцов. — А я… Вот закончу сев, как говорил, по району первым, тогда выяснится, кто тут прав, а кто виноват.
Торопчин долго глядел на небритое, осунувшееся за последние дни лицо Федора Васильевича, сказал уже строже:
— Видишь ли, товарищ Бубенцов, сев закончишь не ты, а колхоз. А разговаривать с тобой буду не я, а партия! Не хочешь здесь — хорошо, соберем бюро.
— Собирайте хоть весь райком! Я ничего не боюсь! — запальчиво выкрикнул Бубенцов.
— Так и тебя ведь никто не боится, Федор Васильевич, — внушительно вмешался в разговор Шаталов. — Грозен Семен, а боится Семена одна ворона. О том подумай — кто за твои безобразные поступки перед колхозниками будет отвечать?.. Ведь мы первые оказали тебе доверие.
Но увесистые слова Шаталова вызвали у Бубенцова реакцию, которой меньше всего ожидали его собеседники. Федор Васильевич неожиданно рассмеялся.
— Ловко! Как говорится, грех вместе и барыши пополам. Вот только теперь, Иван Данилович, я тебя понял. Знаешь, где ягоды! Еще и посеять не успели, а ты уж урожай подсчитал. То-то и пахать вышел сегодня. Молодец! Старайся… А вот тебя, — Бубенцов повернулся к Торопчину, — я никак не пойму. За кого заступаешься?.. За лодырей? А кто говорил, что все до одного на работу выйти должны?. Вот у меня и вышли. Впереди других чешут на поле. Погоди, еще и в стахановцы запишутся.
— Вот это да!.. — Торопчин тоже улыбнулся. Подсел ближе к Бубенцову и положил ему на плечо руку. Казалось, напряжение начало рассеиваться. — Слушай, Федор Васильевич, если ты прикидываешься дурачком, это мы быстро выправим. Но если ты рассуждаешь так серьезно… Дубиной лодыря в стахановца не превратишь. Ни-ког-да!.. Вот почитай выступление комбайнера Оськина…
— Так, так, — одобрительно пробасил Шаталов, — газетку почитать не мешает.
— В таком совете не нуждаюсь, — Бубенцов поднялся со скамьи, надвинул на голову фуражку. — Это вам надо газету держать поближе к глазам. Вот!
Он достал из кармана смятый газетный лист и, не развертывая, прочитал, видимо, заранее выбранные строки:
— «Первейшая, святая обязанность всех руководителей колхозов и совхозов — всеми мерами, — Федор Васильевич особенно выделил последние два слова и даже повторил их, — всеми мерами добиться проведения весенних посевных работ в кратчайший срок и на высоком агротехническом уровне…» Все понятно или повторить?
Ни Торопчин, ни Шаталов ничего не ответили. Вернее, Иван Григорьевич только было собрался сказать, но Бубенцов его предупредил:
— Слушай еще… «Каждый коммунист на селе должен всячески поддерживать председателей колхозов в деле внедрения самой жесткой трудовой дисциплины. В этом залог урожая…» Вот. А теперь собирайте бюро. Пусть все послушают!
Бубенцов с торжеством оглядел Торопчина и Шаталова.