ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Окончание весенней посевной в колхозе «Заря» пришлось на воскресенье. Правда, сев еще не закончился, еще и завтра выйдут на поля люди и послезавтра, а может быть, и всю неделю будут «концы зачищать», но уже сегодня все ясно ощутили, что сев подошел к победному завершению.
Посеяли! И посеяли на семьдесят четыре гектара больше, чем в прошлом году. И лучше посеяли. Семена легли в рыхлую и влажную землю, как в люльку. Мало кто на селе ожидал такого результата, а многим это казалось чем-то вроде чуда.
Ведь еще месяц назад душу каждого колхозника точил страх и тяжелые, как угар, туманили голову мысли. Знали, что много не хватает семян. Боялись, что жестокая зима подкосила в народе силы, что не смогут изголодавшиеся люди обработать землю, что не потянут отощавшие на ржаной соломе волы и кони ни плуга, ни сеялки.
А тогда — прощай мечта о скором возвращении зажиточной жизни!
Но не ушла мечта, а приблизилась, стала ощутимой. Так свежее и прозрачное солнечное утро предвещает ведреный день.
Весенний сев проведен, а озимые хлеба, напоенные обильными зимними водами, густо ощетинили землю изумрудно-зеленой порослью.
— Да, видно, в счастливый год, Федор Васильевич, ты принял от меня колхоз.
Бубенцов и старый председатель Андрей Никонович Новоселов сидели у дороги, на бугорке, под ветлой. Рядом стоял «на изготовке» мотоцикл.
День выдался не очень солнечный, но теплый. По полям то и дело скользили тени от набегавших на солнце небольших, плотных облачков, а с запада росла и растекалась по горизонту, как опара из квашни, рыхлая, свинцово-серая, с белыми подпалинами туча.
— А может быть, это я колхозу счастье принес, — с улыбкой повернулся к Андрею Никоновичу Бубенцов. Но тут же добавил: — Шучу, Никоныч. Не сочти, что выхваляюсь.
— Почему? И один хороший человек может много обществу добра принести, если других вокруг себя соберет. Сноп-то ведь вяжут одним перевяслом.
К разговаривающим, гулко топоча по земле тяжелыми коваными сапогами, подбежал Андрей Аникеев. Его веснушчатое остроносенькое лицо сияло торжеством и радостью. Паренек еще издали крикнул:
— Наши кончают первыми, Федор Васильевич! Беги, принимай!
— Так оно и должно быть: Андриан разве Коренковой уступит! Мужчина значительный, — сказал Новоселов.
Соревнование между бригадами Коренковой и Брежнева в этом году началось поздно. Уже давно окончилась подготовка к севу. Начался и сев. Стали, правда поначалу не дружно, вступать между собой в соревнование звенья. Неожиданно для колхозников вызвал на третий день сева всех пахарей на индивидуальное соревнование Николай Шаталов. И сам в первый же день выполнил норму на сто десять процентов. Процент как будто небольшой, но большего дать трудно, когда среди дня ложатся на пашню обычно послушные быки. И не встанут, пока не подкормятся. А у лошадей на первых же кругах мылится под упряжкой шерсть. А люди?.. На следующий день обошел было Шаталова другой комсомолец, Яков Петруничев. Солнце не склонилось еще к верхушкам деревьев рощи, а Петруничев начал пахать второй гектар. И дал бы процентов сто двадцать пять — сто тридцать, если бы, обессилев, не свалился в борозду. К нему подбежали, но Яков поднялся сам. Отер рукавом выцветшей косоворотки выступившие на лбу бисерные капельки пота и сказал, виновато улыбаясь:
— Не сдюжил… Пить хочется, что ли.
Напился и хотел было пройти еще круг, но не разрешил Торопчин. Иван Григорьевич сказал комсомольцу:
— Иди, Яша, отдохни. Нельзя тебе надрываться, дорогой ты человек. Смотри, и кони у тебя еле на ногах держатся.
— Ничего, Иван Григорьевич, отдохнем. Мать грозилась после работы блинами угостить. Муки ведь нам чуть не пуд дали!
— Иди, иди. И так сегодня ты вышел на первое место.
Вечером маленькая, чуть побольше почтовой марки, карточка Якова Петруничева украсила боевой листок вместе с коротенькой заметочкой о нем. Заметка оканчивалась таким призывом:
«Ребята, деритесь, как Яша, за комсомольскую честь!»
Слова, может быть, и не очень соответствовали смыслу призыва. Труд — не драка. Но дело не в словах.
На другой день в соревнование вступили еще четыре плугаря, из них два пожилых.
Но бригадиры Брежнев и Коренкова пока договора не подписывали. Выжидали, присматривались друг к другу.
И только на пятый день сева, когда бригада Коренковой перевыполнила дневной план по всем показателям, Марья Николаевна, задержала после работы своих людей и сказала: