— Наталья Захаровна! — умоляюще сказал Торопчин.
— Подождите, товарищ Торопчин!.. Во-первых, бюро райкома — это не камера следователя. А во-вторых, за все время моей работы в райкоме ни одного коммуниста на бюро напрасно не обвинили. Но уж если вас вызывают…
Васильева увидела на лице Торопчина неподдельное страдание. Уж очень любил и уважал Иван Григорьевич эту маленькую, всегда такую приветливую с ним женщину, Но и она, повидимому, считает его виноватым.
— Только никто тебя, Иван Григорьевич, на бюро вызывать не собирается!
Хотя и привык Торопчин к крутым поворотам в разговорах с Васильевой, сейчас просто не поверил своим ушам.
— Думал, правда, один товарищ. И матерьяльчик кое-какой накопил — из недорогих ситчик. Да без меня не решился. А я… я тоже не решаюсь. Вон ведь ты какой оказался задиристый! — Васильева рассмеялась и своей маленькой ручкой по-матерински ласково поправила Ивану Григорьевичу загнувшийся воротник гимнастерки.
— Спасибо вам, Наталья Захаровна. — У Торопчина на глазах показались слезы. — Молодой я пока коммунист, но горжусь тем, что не только не имел ни одного взыскания, но и оправдываться мне не пришлось ни разу. Может быть, это и наивно, но… обещание я такое дал отцу-коммунисту, двум братьям и сестричке Наташе… на фронте еще.
— Как это хорошо…
Наталья Захаровна поспешно отвернулась от Торопчина и, склонив голову, пошла обратно. Иван Григорьевич дал ей отойти несколько шагов и тронулся следом. Так и шел, не приближаясь и не отставая, до самой машины.
— Накурил-то ты тут как, Васенька! Это что — солнца не видно, — шутливо сказала Васильева шоферу и повернулась к приближавшемуся Торопчину.
На секунду задумалась, склонив голову и пытаясь запрятать под косынку выбившуюся прядку волос. Потом заговорила, все еще обдумывая:
— Значит так, Иван Григорьевич, заявление Бубенцова под сукно мы не положим… Откровенно говоря, не хочу я этого делать. Уверена, что разговоры о вашем конфликте идут под каждой крышей села. Так или нет?
— Безусловно, — не колеблясь, подтвердил Торопчин. Подумавши, добавил: — И думаю, что полного единодушия у колхозников в этом вопросе нет… Даже не думаю, а знаю.
— Видишь вот, — лицо Васильевой стало озабоченным. — А ведь даже от маленькой трещинки большой котел дребезжит. Значит, надо внести в этот вопрос ясность. И сделать это должны не мы, а сами колхозники. Как ты смотришь на открытое партийное собрание?
— Вы просто читаете мои мысли, Наталья Захаровна, — Торопчин улыбнулся.
— Ну да, я ведь не фокусник. Просто, наверное, думаем мы с тобой одинаково. Только постарайся, чтобы на собрание пришло как можно больше народу.
— Все придут!
— Посмотрим… Да, а кинокартину вам сегодня прислали? — спросила Васильева уже из машины.
— Будет картина.
— А какая?.. В район ведь сразу две пришло.
— «Адмирал Нахимов».
— Чего же ты смеешься, Иван Григорьевич?
— Просто так… Настроение у меня сегодня очень хорошее, Наталья Захаровна.
Долго, очень долго провожал Торопчин взглядом уносившуюся по прямой дороге машину, И только когда автомобиль, в последний раз явственно вырисовавшись на гребне, исчез под уклоном, Иван Григорьевич повернулся и, улыбаясь, зашагал к селу.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Иван Григорьевич не ошибался, уверяя Васильеву, что на открытое партийное собрание «все придут».
Действительно, обсуждать, если и не конфликт, то расхождение во взглядах между председателем колхоза Бубенцовым и секретарем партийной организации Торопчиным собралось почти все село. Приплелись совсем ветхие старики; первыми, еще задолго до начала собрания, явились пионеры и, пока суд да дело, занялись игрой местного происхождения с туманным названием — «чикало-бегало». Нечто вроде лапты, только позлее и поэтому азартнее.
Пришли даже люди из соседних колхозов, особенно из колхоза «Светлый путь», где соответствующую подготовку провел Павел Савельевич Ефремов.
Далеко не все, а может быть, и не большинство колхозников, ясно представляли себе, в чем же, собственно, сущность конфликта?.. Несомненно, что оба, и Бубенцов и Торопчин, стоят за колхоз. И оба трудятся на пользу общему делу. И оба — члены партии и фронтовики, отличившиеся в боях. Наконец оба занесены на областную доску почета. Чего, спрашивается, не поделили люди?