Стоило мне это сделать, как нечто необузданной рекой хлынуло из камня. Я ничего не увидел, но… ощутил. Давление. Давление, словно из камня и правда хлестанула вода.
— Что ты делаешь!? Нельзя же выбрасывать всю энергию вот так сразу! — завопил наследник графского престола — Останови! Прекрати! Нас же заметят! — метнулся он ко мне, кое-как преодолевая жалкое расстояния между нами, словно сквозь бурное море.
Меня же уже реально так придавило к полу, дыхание перехватило, а сознание старательно загребло веслами, желая уплыть, вслед за утыкаемой «водой». Камень прижал руку к полу, словно гранитный валун, цвета вокруг померкли, но остановить это, или как-то повлиять на подобное действие, я вообще не в состоянии. И вообще не понимаю, что происходит! Не знаю, как я открыл этот кран, и уж тем более не понимаю, как закрыть! Ничего не вижу… Стоп! Цвета!
Цвета померкли? Интерфейс, консоль, анализ… хм, в доступе у меня сейчас полным-полно маны! Точнее, маны нет почти, но и на действия она не тратится! Интересно! Проанализировать данные вокруг камня! Что там есть помимо воздуха? А данные о собственной мане? Еще раз камень… есть! Я вижу! Вижу! Это пиздец…
В комнату ввалились люди. Много людей. Камень быстро отобрали, запихнув его обратно в шкатулку, что-то там орали и выясняли, а я лежал с глупой улыбкой, довольный собой до енотиков.
— Что ты творишь, жалкий раб! — в чувство меня привели как обычно — пинком под ребра.
— Бхе, эхе…
— Отвечай, где ты добыл столь сильный артефакт! — меня подняли над полом за волосы.
Из глаз брызнули слезы, и навык блокировки боли активировал можно сказать на рефлексах. Стало легче. Существенно легче. Будучи работником конюшни, и частенько получая люлей, доводка навыка до ума оказалось жизненно необходимым атрибутом. Без него у меня была бы не жизнь, а больница — «ох», и «ах». А так, я могу настроить все, вплоть до зон, где есть, или нету боли. Чувствовать все, или не чувствовать ничего. Правда стоит еще поработать над авто активации в случае превышения болевого порога…
— Отвечай! Щенок! — меня отбросили в сторону, словно куклу, а к обидевшему меня рыцарю, подошел еще один человек, без доспехов.
— Это мана господина магистра. — проговорил он.
— Что!? Ты украл этот камень у самого Магистра! — он обнажил меч — Да как ты…
— Стойте! — прозвучал крик Даниса — Это я украл камень.
А он не такой уж и плохой.
Мужчины переглянулись, и рыцарь кивнул в сторону меня:
— Двадцать плетей!
Нет! Только не плетка! Только не опять! У меня ж спина потом будет как жёваная бумага! Если не бумага после шредера! Это ведь двадцать плетей! ДВАДЦАТЬ! Надо срочно осваивать целительские навыки…
Видимо мое лицо достаточно красноречиво скривилось в гримасе ужаса, что двое мужчин удовлетворённо оскалившись, поспешили удалиться из комнаты, прихватив отпрыска графа с собой. А вот остальные… те, что проводили в комнате, что до сих пор фонила магией, чьи следы на стенах, полу, потолке и вообще всех, окружающих предметах, заботливо подсвечивал мой интерфейс, какие-то странные манипуляции, и не собирались уходить. Такое чувство, будь то они… точно! Они заняты тем, что производят очистку апартаментов!
Я встал, чтобы получше разглядеть, что именно они делают и тут же уткнулся в живот какого-то бугая. Этого бугая я сразу узнал — палач. Мужик-колобок, с добродушным лицом, широкими плечами, и отвисшим брюхом аж ниже паха, представлял из-себя эдакую местную знаменитость. Человек, что вопреки своей внешности, способен убить быка одним ударом… просто обожает пытки.
Я сглотнул.
— Пойдем, пойдем. Плё-о-точку почешем. — ласковым голосом проговорил он, и заботливо приобняв, повел к выходу из разгромленной детской.
— Ааааа! Аааа! — орал я, давясь слезами.
Нет, подавление боли прекрасно работает и господин палач без понятия о его существовании. Но, чтобы так и оставалась впредь, я снизил эффективность навыка в половину. А то наш господин Рубиштейн придумает и что повеселей, чем обычная плетка. Он у нас горазд на выдумки.
— Аааааа!
До двадцатой плетки я так и не дотерпел — вырубился. Но когда очнулся, Рубинштейн соизволил сообщить, что он, как порядочный палач, смиловался, и решил подождать пока я приду в сознание, чтоб выписать мне недостающие, положенные, и столь необходимые, две плети.