Посмеявшись, досказывает:
– В последнее время «смилостивились» доярки: перестали свекровкой его называть. Но «болельщик идет – блокнот несет!!» – это клич. «А сами-то мы – кто! Сами-то мы – не «болельщики»? – втайне хочется мне спросить у них. Ведь годы и годы следим по газетам: «А как там идут по надоям соперники наши совхоз «Тополя» ЗауралНИИСХоза, учхоз сельхозинститута!». Даже дети здесь стали «болельщиками»! Даже наш глуховатый бобыль...
От Валентины Тихоновны узнал я и следующее...
Ни в печати, ни на трибуне, ни при высоком начальстве Гурушкии не выступал, не называл поименно своих избранных знатных соперников, но коллектив, коллектив знал, с какими великанами схватилась, тягается маленькая деревенька. По-прежнему в вырезках из газет подчеркнуты были жирной чертой три строки, три хозяйства. У соперников – породистый скот, современные типовые коровники, корма, наука. У вознесенцев же – все на уровне среднесовхозной фермы плюс тайный загад. Правда, дойное стадо здесь на отличку. Но выведено оно не селекционерами, не зоотехниками, а чисто народным доглядом. Еще с колхозных времен пестовалось, лелеялось. А теперь свой зоотехник на ферме. Каждая телочка – эксперимент. И растет в дойном стаде процент элиты и рекордисток.
Деревеньку, где петух петуха кумом зовет, где чихнешь на одном конце – на другом многолетствуют, навещает, как гром среди ясного неба, известие: тремя орденами Ленина и орденом Трудового Красного Знамени награждены три доярки и управляющий. Могучее подкрепление, новые силы, жажду дерзания впитал в себя, приобрел Вознесенский «тайный загад». Тринадцать доярок, скотники еще с большей прилежностью, самоотвержением, рвением делают свое трудное дело. Килограммы... Еще килограммы... Центнеры. Витают над маленькой деревенькой «тайные духи» соревнования.
Шли годы.
В 1970-м вознесенцы обогнали своих соперников. В 1971-м – опять обошли. Надоено от каждой фуражной коровы по 4157 килограммов молока. Это на 765 килограммов больше, чем по учхозу, и на 175 больше, чем в ЗауралНИИСХозовских «Тополях».
Тайное стало явным.
Весною 1971 года Гурушкину Петру Андреевичу присвоено звание Героя Социалистического Труда.
Летом над Вознесенкой дожди-косохлесты.
Снимет фуражку Андреич и ловит лысеющей головой поднебесные чистые струйки. Над деревенькой, над лугом, над стадами и пашнями, над умытыми звонкими рощами бежит на запятках дождя, хороводит, кудесит высокая яркая радуга. Орут захмелевшие журавли, мокрые кукушки срываются с белесых сушин и с хохотом, с воплями бросаются за нею в погоню. «Покррась перрышки? Покрась перрышки?» – тянет под радугу ржавую шею, клянчит птица-дергач.
Когда это было! Спрашивал маленький Петя отца:
– Тятя! У каждой деревни своя, что ли, радуга!
– У каждой своя,– посмеивался отец.
Стоит под солнечным чистым дождем человек с лысеющей головой сын этих пашен, солдат русской роты, творец и работник на этой земле, коммунист. Острием волосинки затмишь на глобусе Вознесенку, ан не затмишь! Не затмишь! Для него она – самое звездное место земли.
И своя у нее радуга.
И своя у нее слава.
ОТ ЧЕГО РУСЬ РУМЯНАЯ
Орденоносным дояркам Вознесенской фермы Надежде Новиковой, Раисе Добрачевой, Валентине Двойниковой посвящается.
Есть у русского детства, у ребячьей невспугнутой нежности, есть в начале начал человечьего лепета безыскусное слово – няня. Меж невнятным еще язычком и молочными зубками зачатое, неизбывное в ласке своей и доверчивости, словно тонкий хрусталик, стозвонное слово- зоренька – няня.
Незабудкой на сердце уронено, росой сквозь пожарища жизни пронесено – няня. Старших сестренок так на Руси называют. Под чьи «баюшки» взрос, чью родную, надежную, теплую шею ручонками оплетал, кто твой первенький шаг подстерег, ободрил, кто в голодный час твой свою корочку отдал тебе... Порука твоя и защита – сестрица Аленушка братцу Иванушке.
Иной братик до сивых волос доживает, до собесовских льгот, а старшая все ему – няня. Даже по смерти. Не скажет – сестру, скажет – няню похоронил.
А вот если по старому смыслу да в нынешний день повести это славное русское слово?