Девушка-ведьма бросилась вперед, истошно вереща, от чего закладывало уши и хотелось сбежать без оглядки.
Бойцов отринул все моральные устои по поводу того, что девушек бить нельзя и встретил ее хлестким ударом дубинки, который метился прямо в ее лицо.
Но успехом удар не завершился, дубинка рассекла пустоту. Но дьявольское создание ушло от удара не физическим способом, а какой-то вспышкой. Выглядело это как нечто среднее между типовой магической анимацией в играх и белым шумом на экране телевизора. Увидел бы Глеб такое на экране — назвал бы лагом. Проблема в том, что это был не экран, а реальность и от таких лагов зависела его жизнь.
Чисто на инстинктах Бойцов отпрянул назад, но опять не успел — на щеке запульсировала боль, заливая кровью.
Когти! У этой твари были когти, которыми она его полоснула. И ведь удар был нанесен оттуда, где еще мгновение назад, до этого «лага» никого не стояло. Одно было очевидно — останься Глеб на прежнем месте и его лицо превратилось бы в кровавую кашу, так что можно сказать, что он все-таки успел.
— Быстрррый, — прошипела ведьма и вмиг успокоилась, — не простой обееед.
— Я такой, — Клык выпятил грудь, пытаясь взять противницу «на понт», хотя в ушах стучало и опять начало колотить от выплеска адреналина. — Подавишься, ведьма.
— Какая я тебе ведьма? — изумление было искренним, — Ты что, дурачок, ведьму от банши отличить не можешь?
— Да мне похрен, банши ты, ведьма или кикимора болотная, все равно подавишься, — почему-то он рассердился, правда, на самого себя. Надо было молчать, а не трепаться почем зря, глядишь ушел бы живой от этой ведьмы.
— Кикимора? — глазки существа сузились, — ты отвечаешь за свои слова?
— Я всегда отвечаю, но сейчас я…
Глеб отпрянул от очередной чудовищно быстрой атаки. Очевидно, что кинуть все в ловкость было не самой плохой идеей.
Попробовал атаковать сам и тут же еле увернулся от нового выпада.
Растудыть… Это очень опасная ситуация, потому что Бойцов не доставал до противницы вообще никак, а она его снова задела, правда, на этот раз в плечо.
И судя по методичности атак, на самом деле это адское отродье было абсолютно спокойно и разговоры были только отвлечением внимания.
Банши-кикимора на миг замерла в трех метрах и ее крокодил торопливо пополз задницей назад. Видно было, что сильно забеспокоился зеленый, аж хвостом забил, хотя только что сидел на месте спокойно и просто наблюдал за сражением так, словно хозяйке вообще ничего не угрожало.
Глеб невольно сделал шаг назад. Убежать? Очевидно, что сейчас будет что-то очень неприятное. Но если угроза смертельная, то уж лучше встретить смерть лицом к лицу, а не валяться здесь лицом в дерьме…
Тем временем в когтистых руках банши появился узкий длинный клинок, который начал слабо мерцать. Клык невольно поежился — он даже просто от когтей увернуться не всегда может, а эта штука дотянется 100 процентов… Получается, с ним просто играли? Она давно могла его грохнуть, но почему-то даже не использовала оружие.
Сияние становилось все сильней и банши стала преображаться. Начали разглаживаться морщины, проступили довольно миловидные черты. А между тем она продолжала бездействовать, словно наливалась и сама каким-то внутренним светом от своего клинка, который уже сиял ослепительно синевой на весь тоннель.
Когда она открыла рот, Глебу уже хотелось сбежать без оглядки, но… ничего не произошло. Не было душераздирающего вопля, не было даже яростного крика — ни-че-го.
— И что за херня? — поинтересовался Глеб недоуменно. Как будто ты готовился к сложнейшему марафону, а его в последний момент отменили.
Но банши продолжала спокойно стоять и не двигаться.
И в этот момент Глеба накрыло. Ему стало очень плохо, до бессилия, до невозможности пошевелиться и двигаться, непроизвольно он упал на колени и так застыл.
Но это было только начало, так как в следующий момент пришли образы…
Он увидел смерть. Бесконечную и страшную смерть во всех ее проявлениях. Перед его мысленным взором развернулись вереницы умирающих людей: сгоревшие, расстрелянные, раздавленные, утонувшие, порезанные, отравленные… Им не было числа и среди них он выхватывал как тех, кого знал и чья гибель отдавалась скорбью и спазмами, так и тех, кого он впервые видел и кого было даже не жалко. Среди вереницы образов он увидел вчерашних знакомых, отправленных к праотцам при его непосредственном участии.
Это было ужасно. И тут он услышал плач, скорбящий, печальный, от которого хотелось упасть на колени и каяться…