Расположились для ужина они на крылечке, потому что в порушенном доме было пыльно и мусорно. Иванька, намаявшись за день, быстро захмелел, начал переговариваться с Митей насчет его говорящей жены Сони, которую Митя ждал пятнадцать лет, пока она раздумывала, выходить ей за немого или нет. Митя отвечал ему, что, мол, Соню понять можно — не каждая на такое решится. Но теперь они живут в дружбе и согласии. Соня выучилась разговаривать на пальцах, а дети у них говорящие.
Потом Иваньку, как всегда, потянуло на песни. Он начал свою любимую про полевую дороженьку и доброго молодца. Капитан попробовал было ему помогать, но вскоре умолк, очевидно почувствовав, что ни по своей силе голоса, ни по умению он не сможет сравниться с Иванькой. А тот, глядя на Митю, который настороженно и виновато сидел за столом, выводил каждое слово с необычной даже для него широтой и терпением. Иваньке почему-то вдруг захотелось, чтоб его песню услышала на том берегу Лиза и при случае, который, конечно, непременно представится в будущем, похвалила его так же неназойливо и так же ласково и внимательно, как это умела делать одна Марьяна. Забыв об Александре Петровиче и Мите, Иванька пел сейчас, овладеваемый только одним этим, необъяснимым даже ему самому желанием.
С началом ремонта у Иваньки началась суматошная, беспокойная жизнь. Ночью он дежурил возле магазина, а днем, отдохнув два-три часа, пропадал на строительстве, хватаясь за любую работу: то распиливал с Митей бревна для оконных и дверных косяков, то бежал в кузницу за скобами и болтами, то вдруг принимался рыть яму под фундамент. От этого ежедневного беспокойства он как-то помолодел и даже, казалось, стал выше ростом. В кузнице и на колхозном дворе Иванька никак не мог нахвалиться Александром Петровичем. Вот, мол, человек какой, и корабли водить мастер, и в плотницком деле Мите и ему, Иваньке, ничуть не уступает. Каждый раз Иваньку подмывало рассказать еще и про Лизу, похвалить ее за внимательное и ласковое обхождение с капитаном. Но он сдерживался, предвкушая, как после ремонта и новоселья он на рассуждения мужиков будет как бы между прочим замечать, что про капитана и Лизу ему давно было известно, только до поры до времени он помалкивал.
И вдруг Иванька стал замечать, что уже несколько дней подряд Лиза в Боровичах не появляется. Вначале он не придал этому значения. Случалось и раньше, что она приходила не каждый день. Но вскоре, наблюдая за капитаном, Иванька понял, что в отношениях Лизы и Александра Петровича произошло что-то решительное, а может быть, даже бесповоротное. Капитан работал возле дома уже без прежнего интереса, часто, отложив в сторону топор, курил, мрачный и неприветливый. А вечером, просидев на крыльце в напрасном ожидании часов до двенадцати, уходил в дом и, не зажигая света, ложился спать. Митя, тоже заметив эту перемену, начал спрашивать:
— Чего это он?
— Кто его знает, — пожимал Иванька плечами. — Может, по кораблям тоскует. Морской все-таки человек.
Но сам-то он знал, что дело здесь не в кораблях и не в морском просторе. Александр Петрович за свою жизнь наплавался дай бог всякому. Ему теперь на суше пожить, может быть, даже приятнее.
Иванька изводил себя в разных догадках, вечером несколько раз тайком от капитана переправлялся на другую сторону речки, доходил почти до самого Заречья, надеясь встретить где-нибудь Лизу, расспросить у нее, что же произошло? И если дело пустяковое, незначительное, так он привезет ее к Александру Петровичу, помирит и возьмет обещание, что ничего подобного между ними никогда больше не случится. Но в самый последний момент Иванька останавливался, догадываясь, что виноваты здесь, возможно, не Лиза и не Александр Петрович, а кто-то совсем посторонний, о существовании кого Иваньке ничего не известно. Он принимался укорять этого постороннего, стыдить за непонимание настоящей жизни. А иногда опять-таки собирался лично вмешаться во все происходящее и навести должный порядок. Но он со дня на день откладывал это вмешательство, ожидая, что Александр Петрович сам без посторонней помощи справится со всеми, кто мешает его жизненному счастью.
Только все вышло не так, как думалось Иваньке.