Солнце давно склонилось на запад. Нужно было что-то предпринимать, а все бессмысленно суетились. Бабукчиев позвал пожарника Янко и сыновей, чтобы соорудить на ночь хотя бы навес — ведь в сквере были и малые дети, а из-за Девичьей скалы вставали лохматые черные тучи. Все могло случиться. Палки для подпор можно было взять из поваленных оград, из разрушенных домов, но для навеса нужны были одеяла, половики, рогожи. Инструментов не было. Камнями забили в землю колья потоньше, укрепили их как могли. Бай Янко уговорил жену, чтобы она разрешила вынести кое-что из дома. Пошли к себе и Никола Бабукчиев с сыновьями. Не успели они ступить на лестницу, как земля задрожала, с соседнего дома слетела труба и разбилась у их ног. Тырновцы уже заметили, что толчки повторяются примерно через каждые десять минут. За время передышек можно было кое-что сделать. Увидев своих, Того радостно заскулил, запрыгал вокруг хозяина, идущего в кладовую. Богдан заглянул на кухню, прихватил половик, сдернул со стола скатерть, а в дом войти побоялся. Ради толкнул дверь в коридор, потянул за край длинный, недавно сотканный коврик и вытащил его во двор. Вынеся половики на улицу, где было безопаснее, мальчики стали скатывать их, чтоб легче было нести. Отец все не показывался, ребятам хотелось сделать еще что-нибудь: захватить посудину для воды, чего-нибудь поесть, но кажется, приближалось время нового толчка. Часов у них не было. Часы носил только отец. В доме был еще квадратный будильник, подаренный бабушке на свадьбу. Каждый вечер она уносила его в свою комнату, а утром ставила на подоконник в столовой, чтобы никто не опаздывал на работу. Старуха сама заводила будильник, никому не давала его трогать, и он исправно работал вот уже тридцать шесть лет. Где-то он сейчас?
Ради скатывал длинный коврик, а Богдан опять сунулся на кухню. Он вынес оттуда медную кастрюлю и железную миску, все остальное, сказал он, вдребезги разбито.
Никола Бабукчиев стоял в саду, держа в одной руке топор, а в другой мешочек с мукой. Он не верил своим глазам: спереди дом выглядел целым, а на самом деле… Фундамент потрескался, стены оголились, балки сломаны… Тревожно прокукарекал петух. Разбежавшиеся по саду куры закудахтали. Того поднял голову и протяжно завыл, предупреждая хозяина о приближении беды. Бабукчиев встрепенулся, вспомнил о детях и побежал. Толчок не заставил себя ждать. По склону покатились камни с оград, земля зашевелилась, абрикосовое дерево, взмахнув ветвями, понеслось вниз за камнями.
Бабукчиев нашел сыновей на улице. Впереди была десятиминутная передышка. Они все трое вошли в дом. А когда вышли и стали подниматься по ступенькам к скверу, увидели бабушку Зефиру. Оправившись от испуга, старуха хотела показать, что она тоже может быть полезной: взяв мешочек с мукой и миску, она зашагала в глубь сквера. Бай Янко забивал колья, соединяя их планками, чтобы можно было накинуть на них половики. Убаюкав ребенка, Юрданка тоже кинулась помогать. Время шло, начинало смеркаться. Сгущались облака над Девичьей скалой.
Мужчины соорудили навес, покрыли его рогожками и старыми половиками, а те, что поновей, постелили на траву. Самое страшное осталось позади, теперь хоть есть где приютиться. Ради и Богдан натаскали веток, загородили навес с одной стороны. Бай Янко принес воды.
Наконец все улеглись: женщины и дети посередине, мужчины — по краям общей постели. Ради лежал рядом с братом, он долго не мог уснуть. Было слышно, как вздыхает подложивший под голову камень отец, как всхлипывают женщины, тихо плачет мать. Уставившись в темноту, Ради смотрел на мерцавшие на темном небе звезды и чувствовал, что страх постепенно покидает его. Над городом, погрузившимся в мрак, гулял легкий ветерок. Уличные фонари были разбиты, окна опустевших домов не светились. Из соседних садов доносились голоса, летели искры — наверное, люди улеглись прямо около костра. Многие перебрались в загородные домики, а кое-кто подался в окрестные села. Эти двухэтажные постройки с верандами, где отдыхали летом тырновцы, были красивы и удобны. Деревянные или глинобитные, они находились далеко за городом среди виноградников и фруктовых садов. Что сталось с ними? Уцелели они или нет?.. Вон соловьи, и те примолкли. В такие весенние вечера Ради любил стоять у открытого окна и, слушая пение птиц и шум Янтры, мечтать о неизвестном, далеком будущем. А улегшись, он подолгу ворочался на жесткой постели. Сон не шел к нему. Старые дома живут своей особой жизнью, хорошо известной Ради. Первыми начинали потрескивать балки потолка. На этот звук отзывались доски пола, подавала голос жестяная птаха на кривой дымовой трубе, выведенной на улицу через отверстие в стене. Скрипели рамы открытых окон, закрепленные крючками. Жуки-точильщики сверлили столетние балки. Потом заводили свою ночную песню петухи. Жуки стихали. Потолок, балки, окна — все умолкало. Ночь — таинственная, сказочная тырновская ночь — убаюкивала всех. Вслушиваясь в ее музыку, Ради засыпал…