— Жены чиновников, может, и получают, а на пивоваренной фабрике не дают ни гроша.
Юрданка вышла из казармы, неся в узелке хлеб и брынзу, она шла, а в голове роились тревожные мысли. Она знала, что Мильо — мужик крепкий, он не поддастся холере, да только кто его знает, всяко бывает. Войдя в фабричные ворота, Юрданка почувствовала, как к горлу подступает комок. Все здесь было ей знакомо: и двор, где проезжала коляска господ, и палисадник, в котором она сажала цветы, и ручеек подле длинного забора. Целых шесть лет — не год, не два — прожила она здесь. Юрданка свернула к конюшне. Лошади были на месте. Алча, узнав ее, заржала, как бы здороваясь. Кругом не было ни души. Женщина вошла в конюшню, положила голову на шею Алче и запричитала, жалуясь лошади как близкому человеку. Лошадь ткнулась мокрыми губами ей в лицо. Стоявшая рядом другая лошадь зафыркала, заржала. Юрданка заглянула в каморку, где они раньше жили, — бросилась в глаза неубранная постель, кожаная сума, которую Мильо вешал через плечо. А с какой любовью она, бывало, убирала свое жилье, сколько хороших дней и счастливых ночей провела в нем!.. Юрданка отошла от двери. Ребенок заворочался в одеяльце, узел оттягивал ей руку. Большая фабричная труба не дымила, машины молчали, не слышно было привычного шума. Пустынна была широкая, посыпанная мелкой щебенкой дорожка, ведущая к дому, где летом жили господа. На голубятне беззаботно разгуливали голуби, чистили блестевшие на солнце перышки. В тени дома в качалке, покуривая, сидел хозяин. Юрданка не ожидала увидеть его здесь. У нее одеревенели ноги. Хаджиславчев вытряхнул окурок из янтарного мундштука и мрачно взглянул на женщину:
— Ты кто такая?
Юрданка положила ребенка на траву, несмело подошла ближе.
— Юрданкой меня зовут, я жена возчика Мильо, господин Илия.
— Зачем пожаловала?.. Да еще с ребенком. Убери-ка его оттуда, траву помнет.
— Ну, зачем же ты так, господин Илия, — женщина еле сдерживала слезы. — Выслушай меня…
— Про что слушать? — перебил ее хозяин. — Все вы, голытьба, одним миром мазаны: нарожают детей от нечего делать, а потом «господин Илия!»
Юрданка подняла ребенка и хотела идти прочь.
— Погоди! Скажи хоть, зачем пришла, — остановил ее хозяин.
— Мильо ранен. Письмо пришло из госпиталя. Одна я, как перст. Нету ни денег, ни крыши над головой. Знаешь ведь, что с Тырново стало. Одолжи мне малость денег, господин Илия, Мильо рассчитается, как вернется.
— Так и я знал. Ишь, деньги ей понадобились. Как бы не так! Мне самому сейчас деньги нужны. Видишь, небось, что с фабрикой стряслось? Погляди хорошенько! Тебе нужно немного денег, а мне много. Нету у меня денег! И взять негде. Кладовые ломятся от товара, да людям сейчас не до пива.
— Господин Илия, не прогоняй меня. Дай денег хоть на билет. Я в село уеду.
— До чего же ты бестолковая! Сказал — нету. Вот тебе мой совет. Приходили тут ко мне из комитета. Я им дал десять левов. Они собирают деньги для таких, как ты. Ступай туда!
Хаджиславчев отвернулся от нее так резко, что кресло под ним качнулось.
Юрданка, не проронив больше ни слова, спустилась к реке, упала на сухой песок и дала волю слезам. Через два дня один знакомый мужа, тоже возчик, подвез ее до Горна-Оряховицы, посадил в товарный вагон. Солдатка подалась в Софию. Слова полковника о холере не выходили у нее из головы. Бедная женщина совсем потеряла покой. Она никому не сказала, что уезжает. В слободе хватились ее, забеспокоились, Зойка пошла в околийское управление. Там ей прочитали письмо, полученное от Софийских городских властей:
«Солдатка Юрданка Мильова приехала в столицу с ребенком после землетрясения, не имеет средств к существованию, находится буквально на грани голодной смерти. Настоящим уведомляем вас об этом, господин начальник, и просим распорядиться о высылке указанной солдатской жене причитающуюся ей сумму из средств, отпущенных пострадавшим от стихийного бедствия».
— Куда она ни ходила, господин начальник, все с пустыми руками возвращалась, — сказала Зойка. — Как же так? Муж на фронте ранен, а до нее никому дела нет. Безобразие! Отбей телеграмму, чтобы вернули ее сюда. Я ее к себе заберу. Никуда не отпущу. Лишний кусок хлеба в доме всегда найдется.
Начальник пообещал, что распорядится.
Бабушка Зефира чистила под краном рыбу, которую принес рано утром с речки Яким, брат Мико. Войдя во двор Бабукчиевых, Яким постучал по крыше беседки: