Толпа хлынула обратно — земля снова заходила под ногами. С полуразрушенных домов градом сыпалась черепица, дома, казалось, хотели освободиться от давнего бремени. Трещали доски, скрипели балки. На улице среди развалин валялись мертвые животные с остекленевшими глазами. Люди с криком мчались кто куда, спотыкались, падали, вновь и вновь вставали и бежали, ища спасения. Их лица, одежда, волосы, дрожащие руки — все было белым-бело от известковой пыли. Богатырская площадь, где стоял дом Этем-бея, кишела народом, но и там было страшно. Как большая черная ладья, колыхалась Святая Гора, неистовствовала Янтра. Огромное облако пыли и дыма заволакивало Велико-Тырново.
Ради сел на пыльную траву. Горько вздохнув, уронил голову на руки и заплакал. Он ничего не слышал, ничего не видел, ни о чем не думал.
— Ради, пошли!
Перед Ради стоял его школьный товарищ с измазанным известковой пылью лицом, в расстегнутой куртке с одним рукавом.
— Куда идти?
Они пошли по тропке к Башхамам (Большой бане). По берегу, оборвав поводья, металась обезумевшая слепая лошадь. Голые женщины с распущенными мокрыми волосами приседали на землю, прикрываясь тазами, и громко причитали от страха и стыда. Банщица Зойка, обмотавшись полотенцем, кричала на мужиков, высыпавших из мельницы, стоявшей недалеко от бани:
— Ну, чего уставились? Помогли бы лучше!
Накинув пальто, снятое с подвернувшегося ей под руку горбуна, она побежала к обрушившейся мельнице за мешками для женщин.
Мальчики свернули за баню. Впереди ковылял чей-то карапуз. У мальчонки, видно, были повреждены ноги, он прислонился к каменной стене, но в эту минуту земля загудела, задрожала, и стена, потрескавшаяся от первых толчков, рухнула на него. Ради и его приятель отскочили. Потом, не говоря ни слова, подбежали к груде развалин и стали отбрасывать в сторону камни. Показались раскинутые в стороны окровавленные руки. Друзья разгребли обломки и вытащили мальчика. Вместо лица у него было кровавое месиво. Из левого глаза текла желто-красная жидкость, а правый уже остекленел.
— Коротышка! — охнул Ради.
Они схватили за руки тело своего маленького друга и хотели его приподнять. Но тут снова тряхнуло, и мальчики бросились бежать к Богатырской площади, где народу заметно поубавилось. Они остановились под дикой грушей, где, бывало, во время игр оставляли свои куртки и фуражки. На дерево опустился раненый голубь. Запутавшись в ветвях, птица упала к ногам ребят.
К Богатырской площади снова начали стекаться люди. Они прибывали со стороны реки — земля там потрескалась и часть дороги обвалилась в воду, — со стороны гимназии, охраняемой солдатами и пожарниками, выскакивали из соседних домов. С неузнаваемыми, посеревшими от пыли лицами, с перекошенными от ужаса ртами. Одни стонали, другие причитали, оплакивая близких.
— Землетрясение! — крикнул счетовод Народного банка, не успел он встать со стула, как потолок рухнул.
Никола Бабукчиев прикрыл голову папкой и, пытаясь удержаться, облокотился на письменный стол. Стены сдвинулись влево и зашатались, опрокинув вешалку и графин. Схватив свою помятую шляпу и трость, он метнулся к плывущей под ногами лестнице и столкнулся с кем-то в дверях. Остерегаясь падающей черепицы, Никола выбежал на середину улицы и увидел, что солдаты, охранявшие банк, окружили здание. Он подождал, пока земля угомонится, протиснулся сквозь толпу перепуганных людей и торопливо направился в сторону женской гимназии — искать дочь. Забор, которым был обнесен двор гимназии, рухнул, но само здание уцелело, из разбитых, перекосившихся окон на улицу выпрыгивали гимназистки.