— С Казахстана я, — ответил Карацупа. — Скотину по-сиротски пас. Без собаки в степи пастух что без ног и без глаз.
— Покажи руки! — Ковригин посмотрел на широкие, натруженные ладони Карацупы, потом снова взглянул на худосочного бойца.
Карацупа не просил его, не заискивал, а сурово и просто смотрел на инструктора. Свинцово-тяжелый взгляд серых глаз Карацупы был так холоден, что не по себе стало даже бывалому воину.
— В глазах у тебя что — льдинки, что ли? — усмехнулся Ковригин, — Тяжелый у тебя глаз, товарищ Карацупа. Это хорошо: гипнотизировать нарушителей будешь. Значит, говоришь, собак видел?
— Когда пастухом был, у меня своя собака была, Дружком называл, — обрадованно заговорил Никита. — У нас, в Атбасаре, Дружок мне помогал — по кулацким клуням хлеб искал. В ямах зерно кулаки прятали, а он находил.
— Дружок? Это хорошо. Только такое имя пригодно для дворняжки. А для пограничной, для розыскной собаки кличку другую нужно. Построже. Короткую, звучную, с четким окончанием. Ну, а след где видел?
— Собака и след в степи — друзья пастуха, — скромно ответил молодой пограничник.
Ковригин засмеялся. Засветились его глаза, разгладились суровые морщины на его лбу. Карацупа понял: он будет учиться в школе инструкторов розыскных собак.
— Начнем с обшей подготовки, — предупреждал его Ковригин. — Потом уже займемся собаками. Школа у нас новая, дело — новое, а собак еще мало, да и коней не хватает — только все заводим: граница обстраивается. Трудности будут.
Никита воспрянул духом, но вскоре приуныл — ему, самому низкорослому среди новичков бойцу, дали такую огромную лошадь, что с земли он не мог достать до холки Баяна. К тому же у Никиты не хватало и сил седлать богатырскую лошадь. Пришлось ему сделать специальную скамеечку, с помощью которой, еще в стойле, он забирался в седло и затем уже верхом выезжал во двор и вставал в кавалерийский строй.
Нашлись шутники, которым доставляло удовольствие подсмеиваться над Карацупой и его громадным конем. Ковригин заступился за новичка и приказал дать ему другую лошадь. На этот раз Никите достался Орлик — маленький толстенький конек с отвисшим брюхом. Снова шутники принялись потешаться над Никитой, но Орлик пришелся ему по душе — конек был понятлив, послушен, а, главное, забираться на него можно было уже без скамейки.
Шутники однако и тут не растерялись: коротконогую толстенькую лошаденку и маленького Карацупу они прозвали Патом и Паташоном, а потом уже совсем кратко — «два Паташончика».
От подобных шуток Карацупа ходил мрачный, но занятий с Орликом все же не бросал. Он приучал его брать препятствия, не бояться выстрелов и взрывов, выходить на зов, выполнять сложные упражнения на плацу. И когда пришел день поверки, командиры залюбовались отличной тренировкой Орлика.
— Будет из Никиты хороший пограничник, — одобрительно заметил командир взвода Александр Коростылев. Ему нравилась хорошая посадка новичка в седле, быстрота и ловкость, с которыми молодом воин действовал клинком и винтовкой.
Начались тактические занятия. Как-то перед их взводом была поставлена задача — атаковать условного противника и выбить его в определенном квадрате из кустарника. По команде «В атаку!» Карацупа гикнул, свистнул, дал шенкеля Орлику, и тот вихрем устремился вперед. Лавина коней мчалась к рубежу — и вдруг с другой стороны вырвалась вторая такая же лавина. На всем скаку сшиблись кони. Гнедая, сильная и тяжелая лошадь, мчавшаяся навстречу, сбила Орлика. Карацупа вылетел из седла. Когда он пришел в себя и поднялся, то прежде всего бросился к Орлику. Но конь уже бился в предсмертных судорогах.
Гибель Орлика угнетающе подействовала на молодого пограничника; он замкнулся, ссутулился, с тоской смотрел на товарищей по взводу. Ни с кем не делясь своим горем, Никита уходил в поле к могиле Орлика. Спасибо командиру взвода Коростылеву — поговорил он с Никитой раз, другой, посидел с ним на могиле Орлика, рассказал несколько пограничных историй и как-то сумел отвлечь Карацупу от горьких мыслей и развеять его мрачное настроение.