Погиб поэт Игорь-Северянин, материальности предпочивший Идейность, рыночному спросу – Свободу.
О Поэте Северянине нельзя не опечалиться.
Тем паче что остальные «жертвы вечерние» ничтожны даже своею множественностью.
Утром о них не говорят.
И. В. ИГНАТЬЕВ
Слезетеки невеселий заплакучились на Текивой,
Борзо гагали веселям – березячьям охотеи –
Веселочьем сыпало перебродое Грохло
Голоса двоенились на двадцать кричаков –
Засолнило на развитой листяге –
Обхвачена целовами бьетая ненасыта, –
И Вы понимаете ли в этом что-нибудь:
Слезетеки эта – плакуха – извольте – Крыса…
Кук!
Я.
А стрепет где?
Гнезда перепельи разбухли,
Птенцы желторотили лес…
Кук!
Я.
Стрепетили стрепетки уныво –
Лес желтевел белокол…
Кукала кука:
Кук!
Галоче станывал Бук –
Кук его – Гук!
А где-ж стрепета?
Крылобрат! Водопад! Разгули звери дно! Раскинжаль на Планеты два Сердца! Сердце в Гробу – Сонячко Сердце на гробе. Я блескаю Гробам! Столоку Виноград! Разрыдавлю Все Горы сквозь полночь… Где полосят ущелье гробое… Я и правдить хочу – и на Стон залетнуть – целовать Бирюзу – крокодилить в Гробу – проглотать Троглодит – пусть не будет Стези – я Стезя – Я свой гроб – Я и марши маршу – на плечах Я свой Гроб и себя уношу. – Я свой Гроб и Себя осклепляю в траве, разношу по кустьям – и обглодки божу… Запишу на скалах белых написей Рок: «Здесь лежит», «Здесь лежит»: «Белый Я» – «Кровь моя». Впалачу: «Сожалей» под людские Сердца… Законю на Скалой полосато Мечо: «Не ходите к Мечу» – на Горе закричу – «Положайте Сердца на Доланах!».. На Долистых Доланах кишинеть станет Мир – поставлять под Мечаку Калину… Как Калина Кровка, – Мечает Мечак… Выклоняются Горы в наклоне – Я мечи золочу над Смеянкой лечу – и мечу хохочу, крик ломчу… Две зверяные клетки висут на руках – Столокнилось ба горе счастье. Два полгоря и счастья расшиблись на клетки, клеть одья побежала в могилу, другая на выши рыдачить. Дерзачай Крапива! – Гром затворчу – усну…
Ги! Поэт белоснегий – раскрыленка неяроча сна,
Распоясаны Лебедь – беззадорка задорка
Крашень… Колеса расцветенная спица, – вертовертаный дно небоклон…
Переезжил на Дачу Зимую – переканчивал лес еляки…
Подводовил ГуашоЧиненки – на встрети губы локал.
Назовлял я тебя дрога-дрога – рукой еловито люблял.
Ты томнялся Синевоче Горой – не чаял – не чаял –
Передольчу к тебе ли на Дачу, – буду ласками лгать…
Переехала Кошка на Дачу – загорелся сыр-бор – пустяки,
Снопы долинато плескали – репейник поджалал камыш.
Кругопляш развинтяли колеса – в небе Белка подвышала картон…
Эва! Милостивые Государи – скажите – в котором ухе у меня звенит камертон…
Грудь верблюдкой твоя застонила.
Стоноем заводил Караван – две Пустыни сошлись в поцелуе.
Лебедовик плескался в диван…
Уверхи златопляшу полую – диван под Горою стонал.
Ты Поэт белоснежий,
Раскрывое жало у Пежи…
Стоноемно тебя целовчал…
Я не знаю, – близко-ль, далеко ли…
Знаю, что за волокнистым морем,
Где в лучах вонзились, словно колья,
В глуби неба шелковые зори,
Пролегали выпуклые земли…
Воздух спал, зачаровав проливы…
Воздух спал, скажите не затем-ли,
Что бы сделать души прихотливей?..
Возвышались хрупкие палаццо,
В них, казалось, жили сами боги.
Все умели весело смеяться,
Потому что не были убоги.
Не скрывали от смущенья лица,
Не дрожали, словно лист осины.
Для того, чтоб плакать и стыдиться.
Были нужны веские причины.
Защищал от гнусных покушений
Там живущих добрый царь Драконов…
Так цвела страна без злых лишений,
Без забот и даже без законов.
Но проспала опытная стража
Черных туч убийственные перья,
Разнеслися клочьями Миража
Все обрывки шелковых поверий.
Снег улегся на тропинки рая.
На кусты, на камни и на крыши,
И теперь вот нет такого края!..
Если-ж есть, то не такой, как выше.