- Здорово, братья славяне! С праздником! А вот это, так сказать, мой личный вклад в общее дело, - сказал он, доставая из глубокого кармана кожаного реглана бутылку армянского коньяка. - Сейчас народ еще подойдет. Весь наш экипаж, не возражаете? - Он присел на банку из-под пельменей, расстегнул реглан и... задремал. Сказалась усталость от напряженных полетов последних дней.
Тем временем Борис успел перелить воду, полученную из растаявшего льда, из ведра в большую кастрюлю, вскрыть банку с пельменями. Когда вода в кастрюле забурлила, он, нагнув край банки, стал аккуратно сыпать закаленные морозом каменно твердые шарики пельменей. Все нетерпеливо поглядывали на кастрюлю, из которой доносилась глухая воркотня.
Наконец Борис снял крышку, выпустил на волю столб ароматного пара, помешал ложечкой, принюхался и, глубокомысленно хмыкнув, заявил, что "пельмень всплыл и можно начинать".
- Сейчас мы еще строганинки организуем, - сказал Щербина, поднимая с пола сверток, в котором оказалась отличная крупная нельма. Скинув реглан, он извлек из кожаных ножен матово поблескивавший охотничий нож с красивой наборной рукояткой из плексигласа, уткнул закаменевшую на морозе рыбину головой в рант ящика и пилящим движением снял тонкий слой кожи с мясом.
- Ну как? Пойдет?
- Толстовато, сынок, - критически заметил Канаки. Уж он-то знал толк в этом деле и за свои многолетние скитания по Арктике съел строганины больше, чем мы все, вместе взятые.
- Виноват, исправлюсь, - сказал Володя, и следующая полоска, тонкая, полупрозрачная, завилась, словно древесная стружка.
Пока Щербина строгал нельму, я извлек из кухонного ящика бутыль с уксусом, пачку черного перца, банку горчицы. Налил полную тарелку уксуса, добавил две столовые ложки горчицы, от сердца насыпал перца и, тщательно размешав, торжественно поставил адскую смесь для макания строганины в центр стола.
- Вот это воистину по-полярному. Тебя, док, ждет яркое кулинарное будущее. (Увы, время показало, что Канаки не ошибся.) К такой закуске не грешно налить по двадцать капель.
Мы подняли кружки. За стеной послышался звук шагов. Кто-то подбежал к палатке.
- Эй, в палатке! Доктор дома?
- Дома. Заходи погреться, - отозвался я, обильно посыпая свою порцию пельменей черным перцем.
- Давай быстрее к начальнику. Кузнецов срочно вызывает.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, - недовольно пробурчал Канаки. - И чего им там неймется в праздник?
- А может случилось что? - осторожно предположил Рожков.
- Случилось не случилось, а идти надо, - сказал я, поднимаясь и нахлобучивая на голову мохнатую шапку. - Начинайте пока без меня.
Палатка штаба была недалеко, но пока я добежал до нее, меня охватило смутное чувство тревоги: неужели действительно случилась авария? Надо сказать, все эти месяцы я жил в состоянии постоянного внутреннего напряжения. Это чувство гнездилось где-то глубоко в подсознании: читал ли я книгу, разрубал ли снег на взлетной полосе, отогревался в спальном мешке, беседовал ли с ребятами в минуты отдыха или долбил лунку в ледяной толще. Здесь, в самом центре Северного Ледовитого океана, за тысячи километров от Земли я был единственным врачом, и ответственность за благополучие, здоровье, а может быть, и жизнь товарищей по экспедиции тяжким грузом лежала на моих едва окрепших плечах.
Правда, до сегодняшнего дня моя медицинская практика была довольно скромной. У одного разболелось горло, другой порезал руку, у третьего случился приступ радикулита. Иногда, стеная от зубной боли, заходил какой-нибудь "полярный волк" и, держась за щеку, с ужасом взирал на кипящие в стерилизаторе кривые щипцы. Но кто знает, что случится завтра. Ведь Арктика может преподнести самый неожиданный сюрприз. И тогда... Не хотелось думать, что тогда. Хорошо, если льдина, на которой очутится пострадавший экипаж, будет ровной, без трещин и торосов, и самолет, вылетевший на помощь, сможет совершить посадку. А если не самолет? Впрочем, на этот случай в тамбуре моей палатки-амбулатории, тщательно укрытые брезентом, лежали две сумки. Одна с парашютами - главным и запасным, - уложенными еще в Москве, другая - медицинская-аварийная, с хирургическими инструментами в залитом спиртом стерилизаторе, бинтами и медикаментами. Так что, если бы потребовалось, я был готов немедленно вылететь на помощь и прыгнуть на льдину с парашютом.
Потоптавшись у входа, чтобы перевести дух, я приподнял откидную дверь, обитую из десятка узких реек, окрашенных голубой краской, и решительно шагнул через высокий порожек.