Кто они — аборигены, коренные племена или пришельцы? А если они проникли в Сибирь извне, то откуда и когда именно? С этого момента и развернулась в науке дискуссия, которая длится и по сей день. Дискуссия началась еще до открытий в Сибири, когда во Франции стали известны ученым первые памятники замечательной мадленской культуры верхнего палеолита. Они сразу же вызвали близкие этнографические аналоги с культурой племен, и сейчас населяющих северные области планеты. Речь идет об эскимосах, обитателях Аляски, Гренландии, а также азиатского побережья, Берингова пролива.
История этого народа интересна уже тем, что в сознании ученых она давно сплетается с историей исчезнувших палеолитических племен Европы, которые оставили в глубине пещер потрясающие своей реалистической силой изображения мамонтов, носорогов и диких быков.
Что же касается сибирских находок — конкретно в Мальте и Бурети, то дискуссия об их происхождении начата была основоположником марксистской науки о палеолите, нашего советского палеолитоведения академиком АН УССР П. П. Ефименко. Именно он своим опытным глазом первый увидел в каменных изделиях из Мальты и Бурети нечто принципиально новое.
В находках И. Савенкова при раскопках на Афонтовой горе в Красноярске или в материалах, собранных Б. Петри при раскопках на Верхоленской горе в Иркутске, преобладали массивные крупные орудия из расколотых речных галек. Здесь же, в Мальте и Бурети, были орудия, сделанные из отщепов и пластин. И эти мелкие орудия поразительно напоминают те, которые П. П. Ефименко нашел при раскопках на Украине, на Черниговщине — в Мезине. Ему, тонкому знатоку мирового палеолита, человеку с колоссальной эрудицией, пришли в голову и более далекие западные аналоги, и в первую очередь французские!
Кроме каменных орудий, также не сибирский, а чисто европейский облик имеют и замечательные художественные изделия Мальты и Бурети: в первую очередь женские фигурки, вырезанные кремневым резцом из бивня мамонта.
Конечно, в искусстве палеолитических охотников из Мальты и Бурети много своего, специфического. Например, скульптуры летящих водоплавающих птиц, скорее всего гагар. Таких птиц нет ни в каком другом собрании предметов палеолитического искусства, они не публиковались ни в одном исследовании. Таковы и одетые, а не обнаженные, как в европейских палеолитических местонахождениях, женские статуэтки.
Но ведь и в самой Европе, в том числе и в России, на разных памятниках явственно выступает специфический «почерк» древних скульпторов. На общей основе реалистического творчества мастеров ледниковой эпохи обнаруживаются свои, местные традиции, собственные школы. Что же удивительного, что такая школа со свойственными ей особенностями стиля существовала на берегах Ангары 20 тыс. лет назад одновременно с мезинской на Украине или костенковской на Дону?
Как все-таки возникла культура Мальты и Бурети: в результате проникновения на восток группы палеолитических охотников? Или, напротив, она произошла на месте, на основе влияния сходных природных и социальных условий? Конвергентным путем? Прав ли был П. П. Ефименко, прослеживая тонкие, но явственные нити, которые ведут на Дон и Днепр? Или же правы те, кто видит здесь конвергенцию? Так думает, например, крупный знаток палеолитического человека и его культуры О. Н. Бадер. К этому же склоняется историограф палеолита Сибири В. Е. Ларичев.
Понятно поэтому волнение, которое овладело специалистами, когда они увидели новые находки, притом именно там, где можно было, скорее всего, встретить своего рода временную остановку, передышку палеолитических охотников, путешественников, переселявшихся с запада на восток. Это произошло между нынешним Иркутском и Свердловском, в старом русском городе Ачинске.
Заслуга открытия Ачинской палеолитической стоянки целиком и полностью принадлежит энтузиасту-геологу Г. Авраменко. Стоянкой это поселение ледниковой эпохи можно назвать только с оговоркой, условно, в такой же мере, как поселения в Бурети и Мальте. Теперь и в Ачинске, если верить отчетам исследователей, обнаружены остатки чудом сохранившегося жилища, такого же, как в Бурети и Мальте,— из костей мамонта.
Это первая черта, сближающая культуры ачинских палеолитических строителей с тем, что характерно для Бурети и Мальты: поселки с прочными домами из костей вымерших животных ледниковой эпохи. Иначе говоря, тот же хорошо нам знакомый уклад жизни и домостроительства, который в такой же степени характерен для первобытной Ангары, как для палеолитического Дона или Украины.
Вторая черта: существование достаточно зрелого искусства, связанного с охотничьей магией. Среди прочих изделий в Ачинске уцелела уникальная вещь, несущая в себе представления о производительной силе природы, культе магии плодородия: фигурка, вырезанная из бивня мамонта. Отсюда следует, что на Ачинской стоянке разыгрывались хорошо известные нам по этнографическим материалам ритуальные обряды. Наряженные в шкуры палеолитические охотники плясали, прыгали, лицедействовали. Зарождался своего рода театр, далекий предшественник настоящего театра.