— Вы никогда не задумывались, Иван Алексеевич, над тем, что могло бы произойти… — Сибирцев поднял голову, проводил взглядом прошумевший над крышей самолет и обернулся к Титову. — Что могло бы произойти, если бы вот такой тихоходный, вооруженный одним пулеметиком самолет вдруг появился во времена, ну, предположим, во времена наполеоновских войн? Не задумывались, а? — Веселые морщинки окружили темно-серые глаза профессора, и он хитровато посмотрел на Ивана Алексеевича.
— Задумываться не задумывался, Федор Федорович, но очень легко могу себе представить, что если бы «кукурузник» появился при Наполеоне, то мог бы деморализовать все его полчища, а может быть и решить исход огромного сражения.
— Вот-вот, вы представляете, какую бы панику мог наделать скромный У-2! Но все дело в том, что во времена Наполеона не мог появиться самолет, да еще в одной какой-нибудь стране. Такие открытия подготовляются общим уровнем знаний, общим развитием науки и техники. Изобретения одного и того же порядка возникают почти повсеместно.
Титов начал понимать профессора, и по мере того, как он догадывался, что хотел сказать Сибирцев, лицо его становилось все более серьезным.
— Не исключена возможность, Иван Алексеевич, что работы подобного направления проводятся не только в нашей стране. Они подготовлялись предварительными изысканиями десятков ученых, общим продвижением науки вперед. Да, подобное открытие могло быть сделано и в других странах. И не это страшно, — страшно то, что овладение методом воздействия электромагнитных колебаний на процессы, протекающие в живых клетках, может не только служить человеку, помогая ему в его извечной борьбе с природой, не только облегчать создание огромного количества материальных ценностей, но и может стать орудием угнетения, порабощения и эксплуатации.
Через открытую дверь балкона послышался телефонный звонок, и Сибирцев поспешил в кабинет. Титов постоял некоторое время в нерешительности: остаться ли ему на балконе или последовать за профессором?
Федор Федорович окончил разговор по телефону и пригласил заведующего лабораториями в кабинет.
— Я уверен, Иван Алексеевич, — продолжал Сибирцев, когда они вновь уселись за столом, — что вы совершенно правильно поступаете, тщательно подбирая и просматривая всю иностранную литературу, в которой может проскользнуть что-нибудь по этом вопросу. Как, в последнее время вам ничего не попалось интересного?
— Не попалось, Федор Федорович.
— А вы не читали в «Америкэн дайджест сайнс» статью инженера Крайнгольца «Методы обнаружения биологических излучений»?
— Не читал, Федор Федорович.
— Жаль, — густые брови Сибирцева быстро приподнялись, — обязательно прочтите. «Америкэн дайджест сайнс» вы затребовали?
— Нет, мне казалось, что «Американская наука» печатает уж слишком много ненаучных статей.
— Не спорю. В этом журнале печатаются статьи, далекие от передовой науки, но мы должны, Иван Алексеевич, очень внимательно присматриваться к тому, над чем работают ученые там. Вот, например, статья Крайнгольца для нас может быть очень интересной. Так что видите, — рассмеялся профессор, даже «Америкэн дайджест сайнс» бывает полезно читать. Больше того, совет мой — не гнушайтесь и менее солидными органами буржуазной печати, иногда и псевдонаучными журнальчиками: в них проскальзывают такие вещи, которые за границей люди пишут в погоне за блефом, за сенсацией. И частенько выбалтывают в них больше, чем хотелось бы их хозяевам.
— Непременно воспользуюсь вашим советом, Федор Федорович, — улыбнулся Титов, — непременно.
— Ну вот и прекрасно, а теперь давайте займемся темой. Выкладывайте подробненько, как прошли последние испытания.
Титов рассказал профессору о завершающих испытаниях, показал осциллограммы и характеристики прибора. Сибирцев внимательно просматривал материалы и по мере того, как он изучал их, лицо его все больше светлело. Титов почувствовал, что «зачет» он сдает успешно.
Зазвонил телефон.
После того как Сибирцев окончил разговор и осторожно положил трубку на рычаг, он еще несколько минут сидел молча, потом поднял глаза на Титова и, показав на телефон, тихо сказал:
— Обнаружен еще один человек, который в свое время тоже, надо полагать, побывал в этом проклятом месте.
— В Браунвальде?
Сибирцев молча кивнул.
— Где сейчас больной?
— В клинике института радиофизиологии. Я свяжусь с ними и, как только представится возможность, надо будет туда проехать…
Тяжело опираясь на подлокотники кресла, профессор поднялся и снова подошел к балконной двери. Его глаза долго всматривались в сизую дымку над лесом, с лица сошли веселые морщинки. Титов привык считать Федора Федоровича более молодым. А на самом деле…
Как бы опровергая мысли Титова, старый профессор живо повернулся к нему, лицо его вновь осветилось улыбкой, и он весело сказал:
— А я могу сообщить вам и нечто приятное. У вас будет, наконец, электрофизиолог. Егоров, Петр Аниканович. Молодой, правда, но рекомендуют как способного сотрудника. Рады?
— Ну, еще бы! Некоторые темы просто невозможно проводить без электрофизиолога. А Браунвальдом давно пора заняться вплотную.
— Да, не везет нам с Браунвальдом. Такая нелепая смерть предшественника Протасова. Протасов…
— Я думаю, что новому сотруднику придется поддерживать контакт с Пылаевым. Изучение больных Браунвальда поможет ему в его работе.
От разговора с Егоровым у Титова осталось впечатление, что молодой ученый еще колеблется в выборе места работы, а это меньше всего устраивало заведующего лабораториями. Титов привык, чтобы его сотрудники были не только хорошими исполнителями, но целиком, органически входили в творческие изыскания, работали с увлечением, а главное, — по призванию.
Что не устраивает Егорова, как заинтересовать его тематикой лабораторий?
— Признайтесь, Петр Аниканович, — с улыбкой говорил Титов, обращаясь к электрофизиологу, — вы, кажется, не очень-то жаждете попасть к нам?
— Нет, нет! Почему же? Я думаю… — Егоров смущался все больше. Белизна его лица, свойственная рыжеватым людям, быстро сменилась румянцем. — Я думаю, что, работая у вас, под вашим руководством…
— Петр Аниканович, — Титов решил помочь молодому ученому, очевидно, из деликатности не находившему в себе смелости прямо ответить на вопрос, больше всего мне хотелось бы, чтобы вас по-настоящему увлекла наша работа, всерьез. Примерно так, как в оставленной вами лаборатории.
Егоров заулыбался, поправил очки, толстыми стеклами прикрывавшие близорукие глаза, и с подъемом сказал:
— О, там проводились интересные изыскания. По правде говоря, я надеялся, что и после окончания аспирантуры смогу продолжить в другом месте начатую там работу.
— Где же, если не секрет?
— Буду откровенен с вами, Иван Алексеевич. Больше всего мне хотелось бы работать в институте радиофизиологии. Тем более, что именно там, как мне известно, широко используют аппаратуру Зорина. А моя мечта работать в той области науки, которая может применить это открытие!
— Вы когда-нибудь видели аппаратуру Зорина?
— Нет, Иван Алексеевич, не видел.
Титов порывисто встал с кресла.
— Тогда пойдемте, товарищ Егоров.
Выйдя из кабинета, они быстро прошли по длинным коридорам института. Щупленький, низкорослый Егоров едва поспевал за складным, подтянутым заведующим лабораториями.
Они поднялись на третий этаж и через широкую застекленную дверь вошли в электронно-вакуумную лабораторию.
По лаборатории Титов шел медленно, иногда останавливаясь на минутку около стоящих за монтажными столами вакуумщиков, одетых в белые халаты.
В конце зала возвышался каркас, обтянутый крупной металлической сеткой. Внутри каркаса находился растянутый на амортизаторах громадный стеклянный сосуд причудливой формы.