И на хрена мне такой клиент?
С публикой вроде Волчека я имел дело всю свою жизнь. И дружки у меня такие были, и враги, и даже клиенты. И не важно, откуда, – из Бронкса, Комптона, Майами или Маленькой Одессы. Такие ребята уважают только одну вещь на свете – силу. И как бы я ни был на самом деле напуган, ни в коем случае нельзя этого ему показывать, иначе я мертвец.
– Я не работаю на тех, кто мне угрожает, – взял я быка за рога.
– У вас нет выбора, мистер Флинн. Я – ваш новый клиент, – сказал Волчек. Говорил он с сильным русским акцентом, на слегка ломаном английском, с такой же деланой ледяной вежливостью, как и Артурас.
– Иногда, как выражаются у вас в Америке, говно попадает в вентилятор. Можете винить в этом Джона Холлорана, если так вам легче, – продолжил он после паузы.
– Мне и без того хватает, в чем его винить. Почему он сам-то вас не представляет? Где он вообще?
Волчек бросил взгляд на Артураса, ответил на его несмываемую улыбочку точно такой же ухмылкой, после чего опять посерьезнел и повернулся обратно ко мне:
– Когда Джек Холлоран брался за мое дело, то сразу сказал: выиграть нереально. А я и без него это знал. Уже четыре адвокатские конторы смотрели дело, еще до Джека. И все-таки он иногда способен на то, что другие адвокаты не могут. Я заплатил ему, дал работу… К сожалению, Джек не сумел выполнить обязательства со своей стороны.
– Какая жалость. Но я-то тут не при делах, – отозвался я, из всех сил стараясь не выдать свое взвинченное состояние голосом.
– А вот тут-то вы ошибаетесь, – сказал Волчек. Достал из лежащей на сиденье золотой шкатулки шоколадного цвета сигарку, откусил кончик, поджег. – Два года назад заказал я одного парня, Марио Геральдо его звали. Попросил Малютку-Бенни разобраться. Бенни все чисто обделал, замочил парня. А потом, когда его сцапали, стал распускать язык в ФБР. Теперь на суде Бенни готов сдать меня, как заказчика. С кем бы из адвокатов я ни говорил, все в один голос твердят: для стороны обвинения Бенни – настоящая находка, ну прямо звезда, а не свидетель. Его показания меня утопят. Нет никаких сомнений.
Челюсти у меня так сжались, что даже заболели.
– Бенни сейчас в фэбээровской крытке. Упакован так, что ни подкатишь, ни просто не найдешь. Защита свидетелей и все такое. Даже при моих контактах ничего не вышло. Вы единственный, кто сумеет к нему подобраться, – как мой адвокат.
Понизив голос, Волчек продолжал:
– До перекрестного допроса Бенни просто снимете жакет, а когда суд уйдет на перерыв, мы прилепим бомбу под его стул на трибуне для свидетелей. Как Бенни опять туда сядет, так сразу и взлетит на воздух. Нет Бенни – нет дела, нет больше проблем. А взрывником будете как раз вы, мистер Флинн. И это вы отправитесь в тюрьму. Для повторного рассмотрения обвинению не хватит доказательств, и я ухожу чистеньким.
– Ты совсем охерел, – проговорил я.
Волчек поначалу никак не отреагировал. Не взорвался от злобы, не стал сыпать угрозами. Секунду просто сидел, склонив голову набок, словно что-то прикидывал. Не слышалось ни звука – только мое собственное сердце сумасшедше барабанило в груди. Не заработал ли я только что пулю? Я все никак не мог отвести глаз от Волчека, но чувствовал, как все остальные тоже уставились на меня – скорее, с каким-то недоуменным любопытством, как смотрят на парня, который только что сунул пальцы в банку со змеями.
– Гляньте-ка лучше сюда, прежде чем принять окончательное решение, – сказал Волчек, кивая Артурасу.
Тот подхватил спортивную сумку, открыл.
Внутри была голова Джека.
Желудок у меня судорожно сжался. Рот наполнился слюной. Я рыгнул, прикрыл рот ладонью, закашлялся. Сплюнул, безуспешно пытаясь собрать воедино рассыпавшиеся чувства и с такой силой вцепившись в сиденье, что ногти оставляли следы на кожаной обивке. Если до этого и был какой-то фасад деланого спокойствия, то теперь он улетучился без следа.
– Мы думали, что как раз Джек-то все это и проделает. Ошибочка вышла. Но с вами мы на случайку ставить не будем, мистер Флинн, – произнес Волчек, откидываясь на спинку сиденья. – У нас ваша дочка.
Время, дыхание, кровь, движение – все остановилось.
– Если ты посмеешь хотя бы пальцем…
Он вытащил из брючного кармана телефон, развернул ко мне экраном. Эми стояла на темном перекрестке возле какого-то газетного ларька. Девочка моя!.. Ей всего десять. И вот я вижу, как она стоит где-то в Нью-Йорке, зябко кутаясь в собственные руки и опасливо поглядывая в камеру. За спиной у нее видать газетный заголовок про какой-то сухогруз, затонувший в Гудзоне субботним вечером.