Прокурор не зарыдал. Жизнь научила его сдерживать эмоции. Тем более что был звонок. Связавшись с начальником милиции, он попросил послать по адресу участкового, попрощался с заявительницей и лишь потом дал волю чувствам.
Итак, в дверь Стрельцовых позвонили. На пороге стоял молодой человек, который, как нетрудно было догадаться по обледеневшим усам и коленкоровой папке, служил участковым инспектором.
– Здесь проживает гражданин Айрон Чак Ростфал? – спросил инспектор, удивляясь тому, что это имя наконец удалось произнести без запинки.
Перед тем как стать участковым, инспектор полгода охранял каток во дворце спорта, и сейчас был его должностной дебют. Начальник лично поручил ему выехать на место происшествия и разобраться – значит, дело особой важности. Материалов практически никаких – только имя жулика на бумажке. «Кто этот хренов Ростфал? – думал инспектор, пробираясь по заснеженным улицам. – Наверно, иностранец».
Видя, что вся семья в изумлении уставилась на инспектора, он повторил вопрос.
– Ара, это к тебе! – крикнул папа, как ни странно, на чистом русском.
Из глубины квартиры неожиданно выбежало ужасающей внешности черное животное – то ли бульдог, то ли крокодил. Животное, скребя когтями о паркет, с трудом затормозило перед хозяевами и стало пританцовывать, сучить лапами и вилять хвостом. Инспектор сделал шаг назад и прилип к двери. Он с детства боялся собак. Пес подошел к незнакомцу, обнюхал его, изучил лужицу вокруг ботинок и сел, уткнувшись пастью в самое дорогое.
Инспектор неожиданно вспомнил бабушкину песню о поникшей голове молодого комсомольца. Погибнуть в двадцать три года, пусть даже на боевом посту…
– Да вы не бойтесь, он не кусается, – мама потрепала пса за шею. – Ара, фу!
Ара лизнул мамину руку и отошел от гостя.
Потом лужицу вытерли, ботинки поставили к батарее, а притихшего инспектора проводили к столу и в перерывах между тостами за знакомство рассказали ему о том, кто такой Айрон Чак Ростфал, кто такая гражданка Бут и что произошло утром.
Все закончилось походом в пятый подъезд к заявительнице в надежде на то, что она при участковом не будет хамить и согласится принять нового пекинеса. Но Елена Пансофьевна, увидев в глазок милиционера в сопровождении Стрельцовых, закричала через дверь, что без ордера никого в свое жилище не пустит. Как ни упрашивал участковый, ему не удалось в тот вечер принять объяснение у гражданки Бут.
Стрельцов-старший был в ярости. Значит, гражданка Бут решила заявления писать? Значит, воевать вздумала, стерва? Он на нее управу найдет. Есть, слава богу, к кому обратиться – не на голом же месте он свой бизнес начинал.
Папа позвонил в большой дом на площади, набил стрелку – есть разговор не по телефону.
После разговора был звонок прокурору. Что там у нас по делу Стрельцова? Так-так… Ну-ну… Вы там разберитесь по закону. Отбой.
По закону собака не является лицом, подлежащим привлечению к уголовной ответственности, как бы ни хотела этого гражданка Бут. Поэтому, разобравшись, заявительнице так и ответили. Какой вопрос, такой и ответ.
Но Елене Пансофьевне такой ответ, естественно, не понравился.
И была жалоба, и был звонок. Что там у нас по делу Бут? Собака не субъект ответственности? А владелец собаки?
Владелец собаки – субъект. Можно посмотреть с позиций нарушения правил содержания собак и кошек. Не Уголовный, конечно, кодекс и не прокурорского масштаба дело, но все-таки. Тем более что был звонок.
Игоря вызвали к участковому. Он пришел со всеми справками, метриками и свидетельствами, были изучены стандарты породы от правил постановки ушей и прикуса до высоты холки. Все вроде бы нормально, и прививки от бешенства есть. Но собака гуляла без намордника, причинила ущерб имуществу гражданина. Нужно привлекать владельца к административной ответственности.
Незаметно пришла весна. И был звонок. Из такого высокого кабинета, откуда вся область видна как на ладони. Выше этого, может, пара-тройка кабинетов и найдется, но из тех вниз уже не смотрят. Оттуда смотрят только вверх.
Что там у нас по делу Стрельцова?
Собака без намордника – это, конечно, плохо. Но ведь на поводке – это хорошо. В соответствии с правилами кинологической федерации в намордниках должны гулять собаки выше сорока сантиметров в холке. У Ары – тридцать девять, что соответствует его стандартному экстерьеру, подтверждено документами об участии в выставках и медалями. Ара имеет полное право ходить без намордника. И вообще стаффордширский бультерьер – это незлобная и ласковая собачка-компаньон, друг человека. Об этом написано в литературе. А вот пекинесы – высокомерные, воинственные и своенравные псы. Об этом тоже написано. Надо еще разобраться, почему Чарли гулял без поводка.
На основании изложенного у нас там, по делу Стрельцова, все хорошо, разобрались по закону и отказали в возбуждении уголовного дела. Отбой.
Лето началось с дождей. И был звонок. Оттуда, куда смотрят из высоких кабинетов.
Что там у нас по делу Бут?
У нас там все хорошо, решаем вопрос о привлечении обидчиков к административной ответственности. Отбой.
А в один из дней перед обедом вошла секретарша, протягивая прокурору дрожащей рукой телефонный аппарат из белого мрамора.
– С вами будут говорить из дворца китайского императора, – сказали в трубке, и прокурор услышал хорошо знакомый из телевизора тенор. – Что там у нас по делу Бут?
Даже не удивившись тому, что президент страны говорит с ним из дворца давно умершего китайского императора, прокурор хотел было ответить, что все хорошо, но в это время из глубины кабинета выскочил стаффордширский бультерьер и с криком «Что там у нас по делу Стрельцова?!» – вцепился ему в горло. Прокурор в ужасе очнулся. Жизнь научила его сдерживать эмоции. Он запер дверь кабинета, встал перед зеркалом и сказал:
– …ь!!!..ь!!!..!!! – после чего, насвистывая, отправился пешком обедать в студенческую столовую напротив.
Из столовой прокурор не вернулся. Временно исполняющий обязанности прокурора дал гражданке Бут мотивированный ответ о том, что состава преступления прокуратура не усматривает и заявительнице следует обратиться в суд в порядке гражданского судопроизводства.
Некоторые циники от юриспруденции утверждают, что гражданские дела выигрывает тот, кто лучше соврет. Я категорически не согласен! Такие утверждения создают ложное представление о судопроизводстве и дезориентируют граждан, желающих отстаивать в суде свои права и законные интересы. Любому практикующему адвокату известно, что хорошо соврать – это лишь первая половина пути к успеху. Вторая половина – сделать так, чтобы этому поверили. И если первая половина относится к области науки, то вторая – это уже искусство.
Что касается науки, то здесь все просто: в одну руку берешь норму права (в качестве общего правила), в другую – рассказ клиента (в качестве частного случая) и нахлобучиваешь одно на другое. Если не получается – добавляешь нужные детали или убираешь ненужные. Это называется построение силлогизма и относится к формальной логике, которую проходят на первом курсе университета.
С искусством посложнее. Тут главное не перепутать – что и в какую руку положить. Я имею в виду, конечно, доказательства и их использование в ходе рассмотрения дела в суде.
Проиллюстрируем сказанное на примере.
Вред, причиненный имуществу, подлежит возмещению. Собака является имуществом ее владельца, поэтому вред, причиненный ей, тоже подлежит возмещению. Это у нас общее правило.
Соседский стаффорд съел вашего пекинеса при уже описанных обстоятельствах. Надо возместить ущерб. Это – частный случай.
Теперь строим силлогизм. Сколько стоит пекинес? Около сорока условных единиц. Это мало – даже расходы на адвоката не покроет. Пишем четыреста. Документов на собаку нет? Будут. У нас в клубе собаководства есть свой человек. А моральный вред (то есть нравственные и физические страдания)? Это отдельная тема. Пожилая, одинокая женщина потеряла любимца. Жизнь покатилась под откос, на нервной почве развились сахарный диабет и гипертония. Стоимость лекарств – сюда же, чеки из аптек – наберем, историю болезни – предъявим. Получается около тысячи. Умножаем на два (на всякий случай), округляем до трех (для красоты) – и силлогизм готов.