Ничего подобного, конечно, не произошло. В нашем правовом поле столько сорняков, что обычные культуры в нем не приживаются. Множество замечательных умов размышляло на тему о том, почему в России все происходит не так, как теоретически предполагалось, но окончательных выводов никто еще не сделал. Давайте без ложной скромности признаемся, что мы с вами кое-что знаем на эту тему. Но никому не скажем. Подождем, что скажут замечательные умы.
Предъявлять иск о взыскании долга с Гриши Пупок не мог из опасения быть неправильно понятым. В его арсенале были более эффективные технологии работы с должниками. Поэтому правовое поле осталось где-то сбоку, а Пупок пошел знакомой ему тропинкой через лес. Эта тропинка и привела его ко мне. Не самого, конечно, Пупка (он в это время уже был под стражей), а его товарищей из альтернативной инспекции.
Приход товарищей был вызван следующими обстоятельствами.
Потеря Гриши очень огорчила друга его детства. Гришу через две недели разыскали и установили за ним наружное наблюдение. Солнечным июльским утром, когда Гриша вышел за сигаретами, к нему подъехал автомобиль с затемненными стеклами, из автомобиля вышли двое очень уж приветливых парней и предложили ему прокатиться. Смекнув, с чем связано такое предложение, Гриша попытался было бежать, но споткнулся о ногу одного из приветливых и упал. Второй раз ему уже ничего не предлагали, а просто запихнули в багажник и привезли на небольшую овощную базу. Там Гришу заперли в будке рефрижератора, объяснив, что его ждет в случае невозвращения долга. Гриша не был настолько наивен, чтобы самостоятельно об этом не догадаться.
Все было бы хорошо, и не привела бы тропинка к адвокату, если бы не одна случайность. Сцену приглашения Гриши в автомобиль видела соседка. Она позвонила Гришиной жене, а та, зная, на какие деньги они с Гришей собрались уезжать за границу, обратилась в милицию. Милиция работала не хуже, чем группа товарищей Пупка, и уже к вечеру владельца небольшой овощной базы так же приветливо пригласили в автомобиль. А ночью полуживого Гришу вытащили из рефрижератора.
Казалось бы, посадка Пупка освобождала Гришу от обязательств. Но, как писал классик, нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Общество, в котором жил Гриша, не приветствовало обращение к ментам за разрешением проблем. Быть терпилой – это впадлу. Объяснять, что виновата жена, которая живет не по понятиям, было уже поздно. Более того, некоторые представители общества стали в известном смысле правопреемниками Пупка в части имущественных отношений по сделке с железной дорогой, и судьба денег им была далеко не безразлична. С другой стороны, уголовное дело о хищении горюче-смазочных материалов неуклонно, словно состав с соляркой, двигалось навстречу уголовному делу о похищении Гриши, и в случае их соединения Гриша мог оказаться в соседней камере с Пупком. Ментам нужна была жертвенная овца. Станет ли такой овцой Гриша, зависело от общества. Сейчас оно молчало, но, как было отмечено на последнем сходняке, молчание не будет слишком долгим. От Гриши требовалось решение, и он его принял.
О том, что судья Поликарпов слушал дела, можно было говорить лишь с некоторой долей условности. Старик был почти глухим и хорошо понимал только письменную речь. С его опытом судейской работы Поликарпову было вполне достаточно бегло прочесть уголовное дело, и обвинительный приговор уже созревал в старческом мозгу. Поэтому во время слушания дела судья всегда что-то писал. Непосвященные предполагали, что он параллельно с секретарем записывает то, что говорят участники процесса. Те, кто был давно знаком с Поликарповым, думали, что он уже пишет приговор. Те, кто был очень давно знаком с Поликарповым, знали, что приговор уже написан, а в данный момент судья сочиняет приговор по другому делу, которое еще не назначено к слушанию и лежит у него в сейфе. Такой метод позволял Поликарпову работать быстро и четко. Как в те годы, когда он в чине капитана юстиции входил в состав трибунальской тройки, выносившей в день по пять приговоров врагам народа. Тогда был настоящий порядок, не то что сейчас.
Изредка Поликарпов, увидев боковым зрением, что кто-то из защитников вставал, обращаясь к суду, отрывал голову от своих записей и строго смотрел на врага.
– Так! Какой вопрос? – произносил он.
Враг не успевал произнести ни слова.
– Сядьте на место! – приказывал он, поскольку призван был руководить ходом процесса.
– У меня ходатайство, – возмущался защитник, но Поликарпов уже не обращал никакого внимания на возмутившегося и поворачивался к секретарю:
– Запишите в протокол замечание адвокату Такому-то-манштейн-бергу за нарушение порядка в судебном заседании.
Иные непосвященные позволяли себе наглость возражать против действий председательствующего судьи. Те, кто был давно знаком с Поликарповым, молча садились, чтобы дождаться момента, когда старик снова увлечется своей писаниной и не заметит повторения попытки. Те, кто был очень давно знаком с Поликарповым, излагали свои ходатайства письменно и передавали их секретарю. Бывали случаи, когда это помогало.
По сегодняшнему делу приговор, в основном, был уже готов. Оставалось лишь приладить к будущему приговору протокол еще не состоявшегося судебного заседания, в котором будут отражены добытые в суде доказательства. Что бы там ни говорили подсудимые, при хорошей работе хорошего секретаря записано будет то, что должно быть записано в соответствии с приговором.
Секретарь Лена понимала шефа с одного слова. Хотя на самом деле слов уже давно не требовалось. Лена сама знала, что нужно. Восемнадцатилетней девочкой она пришла в областной суд, обладая прекрасной фигурой, хорошим почерком и умением хранить тайны. За двадцать лет работы она так и осталась Леной. Изменилась лишь ее фигура, но на почерк это не повлияло.
Речь шла о похищении человека, совершенном организованной группой. Учитывая процедурную тягомотину, связанную с тем, что дело слушалось с участием присяжных заседателей, Поликарпов планировал огласить приговор через пять дней, то есть в пятницу. А потом – в отпуск. Раньше Поликарпов не любил отпуск, потому что не знал, чем заняться в свободное время. В последние годы работать стало тяжелее, особенно после обеда, когда невыносимо тянуло в сон.
Премьера была назначена на понедельник. Все действующие лица и исполнители явились сами или были доставлены конвоем. В роли главного подсудимого – заслуженный авторитет района Пупок. Его подельники – двое приветливых парней без особых примет, не заслуживающие специального описания. В роли потерпевшего – Гриша. Остальные актеры, указанные в программе, томились в вестибюле, ожидая своего выхода.
Государственному обвинителю показалось целесообразным начать судебное следствие с допроса потерпевшего. Защита не возражала.
Итак, что может потерпевший поведать суду о совершенном в отношении него преступлении?
Гриша придал своему лицу честное с элементами придурковатости выражение и поведал присяжным о том, что с детских лет знает подсудимого. Они вместе ездили в пионерский лагерь, посещали драмкружок, делились радостями и печалями. Дня за два до происшедшего Гриша в очередной раз поссорился с женой. Ссоры и взаимные обиды стали в последнее время частыми в их семье. У Гриши возникло желание побыть одному, поразмышлять о жизни. К кому же еще обратиться за помощью, как не к старинному другу?
– Так! Какой вопрос? – Проснувшись, Поликарпов почувствовал, что потерпевший отклоняется от показаний, изложенных в приговоре. – Сядьте на место! – неизвестно к кому обращаясь, произнес судья.