Поскольку в зале все, кроме Гриши, сидели, потерпевший принял это на свой счет и сел на скамью.
– Потерпевший! Что вы себе позволяете?! – Поликарпов грозно взглянул на Гришу. – Встаньте на место!
– Вы же сами сказали сесть! – возразил Гриша.
– Запишите в протокол, – Поликарпов повернулся к Лене: – еще одно предупреждение – и потерпевший будет удален из зала.
Я давно знал Поликарпова, поэтому сделал знак обалдевшему Грише, чтобы он не вступал в спор. Судья снова погрузился в послеобеденные размышления, а Гриша продолжил повествование.
Он сообщил присяжным о том, что знал о наличии у друга детства рефрижератора. Это как раз то место, где человек может побыть в одиночестве, поэтому Гриша попросил подсудимого запереть его там на некоторое время. А работники милиции ничего не поняли и помешали процессу самоанализа. Такая вот история.
В зале воцарилась тишина. Никто из участников процесса, в том числе и я, не был готов к такому взгляду на ситуацию. По нашему сценарию, написанному после принятия Гришей решения, потерпевший должен был рассказать о том, как они с Пупком поехали по делам на овощную базу, как у них возник спор по поводу прошлого долга и как этот спор мягко перешел в ссору. В результате Пупок, будучи физически более сильным, затолкал Гришу в рефрижератор. Остальные двое подсудимых вообще никакого участия в этом не принимали. Таким образом, мы имели реальную возможность квалификации действий Пупка не как похищения человека, да еще совершенного (смешно говорить!) организованной группой, а как незаконное лишение человека свободы, не связанное с его похищением. Смысл заключался в том, что в первом случае срок – от восьми до двадцати лет, а во втором – от нуля до двух. Небольшая, но разница.
Сценарий был тщательно проработан, роли распределены, мизансцены расставлены. Грише с его театральным прошлым (последний раз два года условно) нужно было лишь выучить роль. Но Гриша отошел от авторского текста и занялся самодеятельностью. Характер героя мог потерять достоверность.
Однако, что сказано – то услышано присяжными, и дальнейшее уже зависело от способности Гриши к импровизации. Справедливости ради нужно отметить, что в искренности изложения материала потерпевшему трудно было отказать.
После Гришиного монолога был намечен выход прокурора. Сцена допроса потерпевшего государственным обвинителем. В соответствии с текстом судьи Поликарпова эта сцена изначально должна была исполняться дуэтом: сторона обвинения, то есть прокурор, и потерпевший обличают подсудимого. В приговоре сцена начиналась фразой: «Из показаний потерпевшего видно, что…» Далее следовало описание драматических событий памятного дня и счастливый финал – освобождение Гриши из неволи оперативниками. Но обстоятельства сложились так, что дуэта не получилось – прокурор выступал соло.
Он появился на сцене в синем одеянии с зеленым кантом и золотыми звездами. Выйдя на середину сцены, наш процессуальный противник замер в третьей позиции, несколько раз грациозно сделал ножкой тандю-батман и вдруг лихо сиганул через стол на свое рабочее место. Это был тактический маневр.
Притихший было зал заметно оживился. Гриша, однако, не очень этим впечатлился и сосредоточенно изучал содержимое полости носа, прилипшее к мизинцу правой руки.
– Скажите, потерпевший, – начал прокурор лирическим тенором, скосив глаз в сторону скамьи присяжных, как бы призывая их аккомпанировать, – почему вы решили заниматься самоанализом именно в рефрижераторе? Неужели не было других мест?
– Там уютно, – ответил Гриша, не обращая внимания на явную иронию прокурора, – и никто не отвлекает. Я же говорил, что хотел побыть в одиночестве.
– И все-таки, потерпевший, – продолжил обвинитель уже баритоном, – почему именно рефрижератор? А если бы вместо рефрижератора была камера в следственном изоляторе?
Сценарий корректировался на ходу. Очевидно, что сейчас в общей композиции была бы уместна небольшая интермедия. Я обратил внимание судьи на скрытую угрозу в словах государственного обвинителя о камере в следственном изоляторе.
– Так! Какой вопрос? – Отложив свои записи в сторону, судья не дождался моего ответа. – Вы что тут нарушаете? Запишите…
Но вышколенная Лена и без этого напоминания уже записывала в протокол замечание адвокату за нарушение порядка в судебном заседании.
Гриша действовал по системе Станиславского – «я в предлагаемых обстоятельствах». Он понимал, что эти предложенные ему обстоятельства намного лучше тех, в которых он может оказаться, если плохо сыграет. Поэтому Гриша старался.
Прокурор тоже действовал по системе Станиславского – «не верю!». Он понимал, что потерпевший врет, и никак не мог уличить его в этом. Каждый новый куплет начинался трогательным «и все-таки, потерпевший!», но заканчивался неудачей. Гриша включил дурака и отвечал одно и то же. Он вошел в образ, и, казалось, содержимое собственного носа интересовало его больше, чем правосудие. Однако государственного обвинителя не покидала надежда, и он тоже старался. Наш противник еще не знал, что ждет его впереди.
А ждали его соседка и сторож овощной базы. Это был наш сюрприз. Соседка сообщила присяжным о том, как Гриша самостоятельно сел в автомобиль по просьбе двух парней, которые были совсем не похожи на тех, которые сидят за решеткой. А сторож издалека наблюдал, как Гриша о чем-то просил гражданина Пупкова, но тот не соглашался. У Пупкова при этом было удивленное выражение лица. Наконец Грише удалось в чем-то убедить подсудимого, тот отомкнул замок двери рефрижератора и помог Грише подняться в будку.
Система Станиславского не помогла нашему процессуальному противнику. Как справедливый человек и честный гражданин, он бросил карандаш на стол:
– Свидетель, вы говорите неправду! – с горечью произнес прокурор, как будто видел свидетелей, говорящих в суде правду.
– Я говорю правду, – с некоторой даже обидой в голосе возразил сторож овощной базы.
– Так! Какой вопрос? – Поликарпов услышал сигнальное слово. – Суду ваша правда не нужна. Нам нужна истина по делу.
Господа присяжные заседатели! Вы будете смеяться, но старик прав: вам не нужна правда. И вы ее никогда не узнаете. Вы никогда не узнаете о том, как Гриша с Пупком по-честному кинули железную дорогу и как нечестно поступил Гриша. Вы никогда не узнаете о том, как при задержании оперативник засунул в карман Пупка пакет зеленого вещества с характерным запахом конопли. И о том, как вещество превратилось в зеленый чай, вы тоже не узнаете. Эта нехитрая химическая реакция произошла сразу после передачи оперативнику конверта с такими же, как чай, зелеными бумажками. Все это правда, оставшаяся за пределами сцены. И этой правде не суждено стать истиной по делу.
Истина по делу необязательно должна быть правдой. Это всего лишь то, что достоверно установлено в суде. Это результат творческих усилий труппы нашего театра. Это такое сочетание доказательств, которое приведет вас, господа присяжные заседатели, к убеждению о виновности или невиновности подсудимых.
В качестве доказательств обвинения прозвучали показания потерпевшего и свидетелей. Эти показания подсудимые полностью подтвердили. Ничего другого вы не слышали, поэтому можно считать, что истина по делу установлена. На вопрос о том, доказано ли, что Пупок в составе организованной группы похитил Гришу, вы единогласно ответите – нет, не доказано. Это и есть истина по делу.
Бурные, продолжительные аплодисменты! Подсудимые, стирая грим с лица, выходят из клетки на авансцену и кланяются публике вместе с другими участниками процесса. Среди кланяющихся нет только Гриши. Они с женой в это время ожидают таможенного контроля на польско-германской границе.
Занавес закрывается.