Второй: Агломерат — существо сложное. Очевидно, возможны и такие безумные случаи.
Грузный: Проваливай отсюда подобру-поздорову. И не пиши никогда, деревенщина!
Обухом.
где я шатался, где бродил
только был глубокий вечер, и фонари досвечивали последним прохожим перед официальной ночью. Я вернулся к своей шимане. Остановился на тротуаре возле. Способность думать последовательно возвращалась. Почему она сказала, что среди небогатых я — самый бедный? Что значит небогатые и отчего я — самый бедный? И все-таки Фашка разрешила встретиться. Ничего не потеряно. Я покажу ей настоящую Агло, она полюбит ее, как полюбил Агло я.
Родители и Пим, Джеб и Брид, братья-студенты, Додо и Мена, Чунча и Бут, многие, многие другие и многое другое, что вошло в меня, — все было необычайно, ново, рвуще важно, но поверх всего, надо всем и превыше всего было мое желание быть, желание присутствовать и не опускать взгляда. Быть — значит, рано или поздно все увидеть и все понять.
Я задумываюсь и касаюсь перил, ограничивающих тротуар.
Удар отшвыривает меня на пару метров. Я встаю, отряхиваюсь, и у меня выступают слезы на глазах. Как я счастлив!
Мне хотелось подойти и погладить эти серовато-серые перила, которые защищают мою жизнь, мою судьбу, мое счастье, мое будущее. О милая, дорогая Агломерация, прекрасный цветок, выросший на навозе прошлого!
Ах, мне хочется окинуть с птичьего полета это великолепие, омытое лиловым светом фонарей. Но как проникнуть сейчас, мигом, на безумную для бескрылого высоту? Стены домов — гладкие, путь на крыши блокирован ЗОД, лезть на фонарь — смешно, да и узришь оттуда с гулькин нос. Я призадумываюсь, оглядываюсь.
Траншея, которая ведет к подземному гаражу, заканчивается тупиком. Стена его не вертикальная, а пологая — впрочем, довольно крутая. Очевидно, это предусмотрено ЗОД, чтобы шимана не могла случайно врезаться в этот тупик, а мягко выскочила наверх, на огражденный участок.
Я сел в шиману, отъезжаю, как можно дальше, и включаю самый полный вперед. Кучер вдруг вскрикнул: «Что мы делаем?» — но тут же понял, что мое решение изменить поздно, испуганно, ощутимо для меня замолчал.
Шимана промчалась по только что придуманной катапульте — и взмыла вверх. Выше. Еще. И выше фонарей. И вот — выше крыш. О!
Я не думаю о переставании быть. Оно осталось внизу. А я трижды есть, потому что вознесся до лицезрения.
Подо мной млела в лиловом свете Агломерация. Прямые ряды серых домов, которые казались восхитительно сизыми в лиловом. Ряды великолепно, неповторимо одинаковые. Миллион огней. Пусто без прохожих. С козявками патрульных машин.
Мой взгляд ласкал бескрайности Агло, наслаждаясь серым медом ее сот.
«Ты, ты победила!» — прошептал я.
— Мы падаем! — едва ли не визжит кучер.
О Агломерация! Ты завоевала меня! Ты прекрасна, ты грандиозна. Прижми меня к своей груди! Я — твой! Я весь — твой, возьми меня и делай со мной все, что хочешь! И кого хочешь!
И Она притянула меня к себе — я потерял сознание от счастья… Тьма рассеялась. Меня швыряет из стороны в сторону. Шимана звенит о покрытие шоссе какими-то манипуляторами. Это она пытается принять нормальное положение — я вишу на ремнях безопасности, а моя добрая шимана лежит кверху дном.
Наконец кучер хорошо ее раскачал, мир вернулся в привычное положение.
— Что это было? — спрашивает кучер.
— Ошибка управления, — смеюсь я. В голове окончательно проясняется.
— Ошибки в управлении не может быть, я-то на что? — начал было кучер, но тут я увидел две патрульные шиманы. Они стоят поодаль, и от них отделяются пять лиловых. Мчатся в мою сторону. Я невольно дал полный вперед. Лиловые бросаются к своим шиманам.
Я вперед — неясный страх. Моя вина? Выше крыш, возможно, запрещено?
Лиловые догоняют. Мой кучер вдруг тормозит:
— Нас преследуют, мы обязаны остановиться. Я понял что не переубедить, долой из шиманы. Бегу прочь.
Глупо убегать от лиловых, милых сердцу… но — бегу.
Едва я пробежал несколько шагов, как вдруг — темнотища. «Официальная ночь!» — с ужасом я. Стало темно, как бывает темно только в детстве, — до слёз взахлеб. Криком поперхнулся.
Физически: поток света. Лиловые — в меня. И тут — для себя непонятно — вон из луча. Дальше, дальше, бесконечный туннель между тротуарами. . . . . топот за мной. . . . . падаю. . . . . поднимаюсь Полоснуло лучем Вперед за дом о символ дерева — бац Падаю
— За что? Я свой, свой! Я ваш, гвоздь в галактику! Я самый ваш из ваших! Поймите, олухи! — это мой голос, мой вопль, но внутри меня, снаружи — топот. Ближе. Поднимаюсь. О, не упади!