«…когда я был в Сибири в ссылке, мне приходилось быть адвокатом. Был адвокатом подпольным…»
И добавит:
«…самое трудное было понять, в чем дело. Придет баба, начинает, конечно, с родственников… Я говорю: «Принеси копию». Она рассказывает о белой корове. Ей говоришь: «Принеси копию», тогда она уходит и говорит: «Не хочет слушать без копии о белой корове». Так мы и смеялись в своей колонии над этой копией. Но маленький прогресс мне удалось осуществить: приходя ко мне, тащили копию, и можно было разобраться, в чем дело, почему жалуются и что болит» [143].
Ленина и крестьян соединяла жизнь. Крестьяне любили своего друга и шли к нему со своими бедами, так же как шли к нему в Питере ткачи, кузнецы, кочегары и водопроводчики.
В домике у синих Саян он написал маленькую книжицу «О промышленных судах» и в ней вот эти слова:
«…чтобы разбирать споры между хозяевами и рабочими, надо хорошо, по своему опыту, знать фабричную жизнь. Судья-чиновник заглянул в рабочую книжку, прочитал правило, - и больше слушать ничего не хочет: нарушено, дескать, правило, так и отвечай, а я больше знать ничего не знаю» [144].
И еще:
«…недавно было в газетах известие, что рабочих-шапочников чуть-чуть не осудили, по жалобе хозяина, за кражу - они пользовались обрезками шапок; хорошо, что нашлись честные адвокаты, которые собрали сведения и доказали, что такой уж обычай в этом промысле и что рабочие не только не воры, но даже и правил-то никаких не нарушили. Но ведь обыкновенному, простому рабочему, получающему самую маленькую плату, почти никогда не добраться до хорошего адвоката, и поэтому, как знает всякий рабочий, судьи-чиновники очень часто постановляют по рабочим делам самые жестокие и бессмысленно жестокие приговоры»145.
В домике у синих Саян на бумагу ложились наблюдения петербургских лет, и в том же домике, в белозимье и чернотроп, весной и летом, накапливались новые, шушенские наблюдения, чтобы в свою очередь пополнить строкой, мыслью, живой каплей сплава новые сочинения, стать полемической статьей, памфлетом, куском крупного полотна, такого, к примеру, как «Развитие капитализма в России», что создавалось в те же дни, в том же домике.
Люди, их драмы, думы и настроения - вот что открывалось Ленину у борозды, у прясла, на страдной или пашенной полосе, на пристанях и переправах, всюду, где он встречался с крестьянами. Глубочайший интерес к праву, о котором говорил Луначарский, это вместе с тем и глубочайший интерес к бесправию, к фактическому положению вещей. «Иногда ведь правило-то остается преспокойно стоять на бумаге, а на деле выходит совсем иначе» [146], - писал Ленин в той же маленькой книжице «О промышленных судах». Петербург и Шушенское, а до этого Казань, Самара, Алакаевка, Нижний, Москва, Цюрих, Берлин и Париж - это постоянное общение с людьми, широкое поле наблюдений. Ленин собирал одновременно и армию фактов, упрямых воинствующих фактов, чтобы разрушать и строить. Разрушать одно общество, одно право, строить другое общество, другое право. Это была защита всех. Всех людей труда. Но была и еще одна защита - защита каждого. Каждого рабочего, каждого крестьянина.
Н. К. Крупская вспоминала, что в шушенские годы Ленин «…пользовался большой популярностью как юрист, так как помог одному рабочему, выгнанному с приисков, выиграть дело против золотопромышленника. Весть об этом выигранном деле быстро разнеслась среди крестьян. Приходили мужики и бабы и излагали свои беды» [147].
Чрезвычайно любопытен рассказ А. Киржница из первой книжки «Сибирских огней» за 1924 год о «хождениях» Ленина по делу шушенского сельчанина Ермолова, оспаривавшего по суду законность поборов, что налагали на него чиновники фиска. По делу крестьянина Зырянова, несправедливо привлеченного к судебной ответственности акцизным ведомством, Ленин составил прошение в суд, ходатайствуя расширить круг свидетелей, и обвинение пало. Еще одного крестьянина, Проникова, он избавил от провозглашенной судом обязанности удовлетворить кулака Зацепина деньгами и хлебом за чужую, постороннюю вину…
Жизнь и дело партии, жизнь и дело ее членов, протекавшие в условиях угнетательских режимов России и Запада, нередко ставили перед Лениным чисто практические правовые вопросы, и он с блеском решал их.
В 1906 году Н. А. Семашко после девятимесячного тюремного заключения эмигрировал в Швейцарию, а в начале 1907 года был вновь арестован, на этот раз полицией Женевы. Грозила выдача правительству России и виселица: в следственном досье арестованного стояло - замешан в крупной экспроприации денежных сумм казны в Тифлисе (кстати, экспроприация эта - дело рук легендарного Камо).