Он и Мокашова спросил: «Хотел бы очерк на первой полосе о молодости в науке?», но тот только отмахнулся. Обыкновение технарей: не ищите, мол, всюду логики и справедливости. Они целиком из вашей головы. А мы – зеркальца, отражающие лишь часть окружающего мира. И отразив, стремимся осмыслить эту часть, постигнуть общую взаимосвязь вещей.
Да, часто крохотное мыслящее зеркальце на грани отчаяния. Оно желает объять необъятное, а видит лишь то, что попало в него. А жажда справедливости при этом – эгоизм, желание переделать мир в той степени, в какой шальная частица мира залетела тебе в голову. Дерзай, но только оставь в покое других. Все начинают с этого и сэкономили бы, если б им позволили повторить их жизнь. Идеи твои, пожалуй, не хуже действительного мира, но точно из головы. Но если хочешь действительно сюжет, то присмотрись получше к этой дамочке. Ну, это я тебе скажу, создание… Киллер по сути своей…
Повертев по сторонам головой, он, поначалу спутав, уткнулся взглядом в Любу. Она сидела ближе. «Ангел с порочными глазами, – решил он уже про себя, – хотя ведёт себя совершенно по-обезьяньи: откровенно задрала юбку и почесала ногу, хотя, в целом, ничего».
Протопопова сидела на краю ряда. Пальцев уже знал, что она парторгом на кафедре. А об остальном можно только догадываться. Трудно было прочесть что-то по её лицу. На нём как бы одновременно присутствовали «и да, и нет». Необъяснимое противоречие. Перед защитой с нею здоровались учёные мужи, хотя она была для них совсем из другого мира, и институтов не заканчивала. Так сложились обстоятельства: не доучилась, нужно было работать. Хозяйка кафедры. С виду себе на уме. Чему-то улыбнулась, нахмурилась. Куда она смотрит? Да кто их женщин поймёт?
«Кафедра – моя вселенная, – утверждала Протопопова, убеждая саму себя, – её страна, нуждающаяся в управлении подданными. Кафедра для неё – всё. Она понимала, что это не вечно и просто так кафедру не удержать. Нужен альтернативный вариант, нужна опора, по которой она, как вьющаяся лиана, поднимется ввысь. Она понимала, что для того чтобы строить, нужен строительный материал, и хватит экспромтов на свою голову. Кому нужны лишние приключения? Для приключений найдутся и помоложе. А окружающие с кафедры обречены. Все поголовно».
На кафедре она сыграла свою роль постороннего человека, которому до всего есть дело. С таким хотят поделиться, и он задействован в общении безо всяких на это прав. Он всего лишь человек интересующийся, с ним охотно делятся, и через короткое время он со всеми накоротке и в курсе всего. Он способен держать в себе всю сеть событий, и если завкафедры паучок, то она его сеть. Люди слабы, им хочется поделиться и похвастаться, и он способен выслушать их и оценить. Причём не формально. Он способен выстроить систему и, в отличие от принципов демократии, он демиург-творец. Он способен и разрушить сложившееся. Для этого достаточно его уверенности, и хватит сил. Словом, он добро и зло в одном лице.
«Я научилась равнодушно смотреть на все их выкрутасы. Сквозь пальцы, – думала Протопопова. – Но это поначалу, и в ходе второе действие, и по большому счёту, нельзя никого жалеть».
Она уяснила себе, что время сейчас такое. Для тех, кто на коне. И все вокруг манипуляторы и фокусники, и фейком их разговоры о науке для неё. Их можно ловить, как ловят с ястребом или с крокодилом, которых самих, возможно, после не пожалеют охотники. Она прижилась, пристроилась, но как бывает с ранкой: бинт присох, и пришло время отдирать и не безболезненно.