С тех пор он не даёт человеку выжить.
Многие мечтают о безопасных химических средствах защиты. Глянем честно. Представим: пестициды абсолютно безопасны для здоровья. Для насекомых с микробами — смерть, а для нас — лимонад. Что изменилось? А ничего! Та же травля, та же деградация почв, та же плодотворная селекция вредителей и болезней, те же их нашествия, та же гибель хищников и облысение агроценозов — только ещё хуже, потому что лить будем ещё больше. При чём тут здоровье? Тут земледелию крышка. Дурак найдёт, как себя грохнуть!
Двусмысленность химической защиты мир заметил, когда от ядов перестали дохнуть домашние мухи, а за ними ещё двенадцать видов насекомых. И увеличение дозы уже не помогало. Тогда и появилось понятие комплексной защиты: обязательного введения биологических и экологических способов, чтобы уменьшить влияние химии. Случилось это аж за год до моего рождения, в 1959‑м! И вот мне скоро полтинник, и я снова пишу об этом какие–то откровения. Результат химзащиты известен, но абсолютно не осознан. Причём наша ситуация, похоже, усугубляется.
Чем же опасны для нас пестициды?
ОПАСНОСТЬ 1: ОТБОР УСТОЙЧИВЫХ ПРОТИВНИКОВ.
Пардон, сначала нужен термин. Как обозвать одним человеческим словом вредителей, болезни и сорняки, а заодно и грызунов мышевидных? «Pest» по–английски — паразит. Но я‑то знаю: никакие они не паразиты. Враги? И не враги. Они нам войну не объявляли! В смысле урожая они наши конкуренты. А по сути — препятствие, необходимое для процветания борьбы. Пожалуй, они наши противники. Их цели направлены против наших, но вовсе не со зла. Противника принято уважать, с ним нужно считаться. С ним ведут честное состязание. Подходит! Простите мне сию литературную вольность: так нам будет проще не уйти от сути.
Так вот: кого должны убивать пестициды? Противников.
А кого они убивают? Двух зайцев: слабых, неперспективных противников и их хищных врагов — наших партнёров. В результате остаются устойчивые противники, которых уже некому есть. Орден Сутулого за достижения в стратегии!
Обозрим результаты нашей самопестицидизации.
Из 5000 вредных видов насекомых и клещей мира уже более 600 устойчивы ко всем основным ядам, и ряды их постоянно пополняются. Больше половины всех районированных сортов — их корм. У нас 35 видов насекомых абсолютно устойчивы к 60–ти препаратам. Производительность труда, с которой мы штампуем неуязвимых противников, достойна обнародования: 50‑е годы — 12 случаев устойчивости, 70‑е — за 300, 80‑е — за 800, 90‑е — у всех видов есть устойчивые расы. Ура, победа!
Каждый год появляются новые виды — сверхдоминанты, способные с особой быстротой стрескать весь урожай вопреки химзащите, вроде колорадского жука или фитофторы. Если устойчивость популяции втрое выше исходной, яд уже неэффективен. Устойчивость теперешних сверхдоминант — до 300. Это значит, что препарат, от которого по началу мёрли все, теперь убивает только одного из трёхсот противников.
Параллельно противники наращивают и хитрость. Ещё в начале 80‑х у плодожорки было два–три выраженных поколения. Их вовремя травили — и плодожорка здорово поумнела. Сейчас вылетает, когда хочет, до двенадцати раз за лето. Кроме того, часть куколок уходит на отдых, и рождается только на будущий год. И, конечно, из десятка инсектицидов работает один. Во, сила духа! То же — фитофтора: теперь у неё больше 140 генетически различных рас, из–за чего селекция на устойчивость уже невозможна в принципе.
«Духовно» развиваются и бывшие скромно–незаметные. Природа всё равно добьётся равновесия. Не хотите баланса между хищниками и вредителями — вот вам баланс между противниками! За последние десять лет всерьёз показали зубы 46 вредителей, которые раньше тихо молчали в тряпочку. Новых болезней ещё больше. Похоже, старые противники готовят кормовую нишу для новых и принимают их в свои ряды. Скоро поле будут уплетать не два–три доминантных вида, как раньше, а двадцать–тридцать устойчивых и равно вредоносных видов. И на каждого нужен будет свой способ борьбы. Что делать–то будем, братцы–химики?
Ну и перспективочка! Поля уравновесились сотнями видов едоков, им не страшны уже никакие мыслимые яды, а у нас кончилась фантазия. По причине самоотравления мозга. Если мы ещё живы. (Злобный мефистофельский смех.)
Ах, да: почему именно к химии так легко приспособиться? Ну, представьте: в природе у этого жука или гриба сотни врагов и конкурентов. И каждый травит его антибиотиками и токсинами собственного производства. И эти яды постоянно немного меняются: эволюция–то на месте не стоит. Но всё равно, наш герой справляется — успевает их прочитать, усвоить и выработать устойчивость! А тут — одна конкретная молекула. Причём синтетическая, то есть всегда одинаковая. Да раз плюнуть! Или, пардон, в туалет сходить. До сих пор не забуду груши у одного клиента: липкие, сплошь залитые мутной медвяной росой. Он хлорофосом тлю травил, аж три раза. Та сидит, как и сидела, только морщится: понос у бедняги!