Это уже давно заметили и содержатели каторги. Поэтому процентное соотношение женщин и мужчин всегда поддерживался как шестьдесят к сорока. Вдобавок женщины лучше чувствовали с годами породу, и именно они чаще всего работали с молотками зубилами на окончательно стадии выемки ценности из породы. Тонкая, филигранная работа! Создание семей, как и наличие имеющихся - только приветствовалось. Хотя и проживание в ранге холостяка никто не запрещал. Или, к примеру, жить сразу с двумя жёнами не возбранялось.
Причём не всегда, так называемая семейная ячейка образовывалась на тяге представителей разных полов к сексуальной близости. Порой между ними была только чисто платоническая дружба, чувство взаимоуважения, и некое родство душ, позволяющее им делить вместе все тяготы здешнего существования.
Большинство же заключённых попадали сюда с определёнными сроками каторги. И если такие счастливчики доживали до конца своего срока и отправлялись на поверхность, это считалось настоящим праздником и добавляло остальным проблески житейского оптимизма. Ещё чаще в истории упоминались случаи, когда на поверхность поднимали невинно осуждённых, дела которых были пересмотрены, апелляции признаны основательными, и невиновного освобождали от каторжного труда. Были и такие случаи, когда после апелляции со стороны начальника каторги дело лучших добытчиков пересматривалось и срок тяжкого исправительного труда сокращали. Такое случалось даже чаще, чем само наступало благополучное окончание срока, но верили в подобную счастливую звезду для себя, все без исключения. И рвались к трудовым рекордам изо всех сил.
Все, кроме двух каторжан. Один - это парень, высокий, худощавый, и на первый взгляд вроде как нескладный, неловкий и рассеянный. И вторая - это его родственница, этакая ловкая, неунывающая женщина и блестящими от задора и оптимизма глазами. Имена они имели вполне обычные, как для подданных пиклийской короны: Си Га Лун и Ве Да Лисса.
Мало того, в первые месяцы своего становления на Донышке, эта странная парочка всеми силами скрывала свои опасения, что вдруг за ними явится надсмотрщик, в сопровождении боевого робота и скомандует:
- С вещами, на выход! За вами послана клеть!
Это означало бы, что поспешный и не совсем чистый обман с документами вскрыт, и судьи загорелись желанием выяснить, кто это вдруг так настойчиво скрывается под именами весьма и весьма нехороших уголовных элементов. Потому что под именами выживших при разборках уголовников, скрывались резиденты оилтонской разведки Роман и Магдалена Броверы.
А тот факт, что Си Га Лун и Ве Да Лисса чего-то опасались, опытный бы аналитик высмотрел в нескольких мелких деталях и в линии поведения. Парочка ни разу не пожаловалась на свою долю, не проклинала жестоких судей и только в случае крайней необходимости, что-то там вякала насчёт своей прошлой жизни. Они сразу стали довольно вежливо, с уважением относиться к мастерам и надзирателям; ровно и без эмоций к коллегам; и без огонька - к своему каторжному труду. А почему без огонька? Да потому что передовики, пахавшие всё свободное время, выделялись, фиксировались мастерами в первую очередь. Им предоставляли для жительства более лучшие стационарные модули, выдавали усиленные пайки, вплоть до деликатесов и сладостей, и самое главное, они могли подавать апелляции наверх, чтобы их дело пересмотрели, и срок каторги хотя бы скостили. За таких продуктивных старателей, мастера стояли горой, помогали во всём и порой по собственной инициативе будучи на поверхности старались разобраться в делах своих любимчиков и как-то им помочь.
Вот такой "ненужной помощи" влипшие в неприятности резиденты опасались больше всего. Первые год, полтора. Потом немного успокоились. Всё-таки понимание наивысшей опасности, угрозы гибели в них превалировало над желанием хоть как-то вырваться из жутких условий существования.
Другой вопрос, что такое существование, в конце концов, и самых отчаянных оптимистов, сведёт в могилу. А значит, следовало жить хоть какой-то надеждой. А надежда была одна, и та весьма чревата. Во-первых, были жуткие сложности с возможностью передать нужную весточку на свободу. Каждого каторжанина, которому повезло выбраться наверх, тщательно допрашивали под воздействием домутила. Выискивали при этом все контакты с поверхностью и перепроверяя их пятикратно. Так что, даже отыскав надёжного и доверившегося во всём товарища, ещё нельзя было быть уверенным, что условная фраза в рекламном объявлении или знак нарисованный в общественном месте дойдут до высшего руководства.
Мало того, Роман Бровер довольно сильно сомневался и в компетентности самого командования. Ну появится в газетах и информационных форумах объявление, обозначающая для грамотных людей: "Мы живы. Сидим в узилище" (имелся и такой сигнал на всякий случай), а толку? Естественно, что командование пошлёт неких, скорей всего желторотых и новеньких агентов разбираться. Те начнут копать, как и куда делись такие-то. Попросту ходить, выискивать свидетелей, дотошно их выспрашивать и рыться в секретной информации. А подобные действия для опытных моусовских контрразведчиков, что красная тряпка для быка. Их, местный шеф, правая рука Моуса, граф Де Ло Кле, отлично вымуштровал. Живо и самих агентов зацапают, а там и до лживых каторжан доберутся.
Поэтому семейной паре, а точнее говоря отважным разведчикам из Оилтона, ничего не оставалось, как ждать и надеяться только на две вещи: некий счастливый случай или на разгром, полное уничтожение моусовского кровавого режима. И если уж так разобраться, то шансов у них получалось немало: в любом случае Оилтонская империя будет делать всё, чтобы устранить с политической арены своего главного и непримиримого врага.
Правда годы шли, Моус продолжал здравствовать, и даже злодействовать, а каторжане так и работали ежедневно на страшных, уже порядком им осточертевших глубинах.
Одно и то же...
Тонкое зубило, под осторожными ударами молотка, откалывает кусочки спекшегося и спрессованного тысячелетиями песчаника. Главное, не отколоть слишком большой кусок, тем самым нарушив целостность палеппи.
День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, втекающие в мрачные, без просвета надежды годы.
Тупая, однотонная работа...
3602 год. Столица Оилтонской империи.
Мне всё-таки было позволено высшей императорской милостью поспать пару часиков после такой бурной ночи и не менее бурного утра. Патрисия умчалась по своим делам, коих у неё в любое время дня и ночи имелся вагон и три тысячи маленьких тележек. А я как сибарит пороскошествовал на нашей внушительной по размерам, хотя почему-то всё равно называющейся двуспальной, кровати.
Потом встал на удивление бодрый, посвежевший, и в отличном настроении отправился в сторону столовой, в надежде чем-нибудь поживиться. Завтрак уже давно прошёл, но наши повара привыкли, что я могу появиться ну в совершенно неурочное время и не удивлялись, когда я им вместо лёгкого завтрака мог заказать плотный, со всеми сменами блюд ужин.
На этот раз я не мудрствовал лукаво, попросив лёгкий перекус, и вскоре уже с наслаждением делал первый глоток ароматного, горячего кофе. Но долго мне поблаженствовать не дали. Первым, кто мне сегодня испортил настроение и нагрузил проблемами, оказался Энгор Бофке, наша немеркнущая величина в мире имперского сыска. Оправдывая своё прозвище, Рекс воровато заглянул в столовую, грозно ощерился, смешно принюхался к запахам кофе и целеустремлённо двинулся мою сторону. Говорить начал уже издалека: