«Чувствую, после моего отъезда вся сегодняшняя ночь, а вернее — раннее утро, обрастет такими деталями, что только по одним действующим лицам и можно будет опознать…»
Я стояла так минут пять или десять, пока не почувствовала рядом какое-то движение. Открыв левый глаз, я, ожидаемо, увидела Харакаша, что, очевидно, едва сдерживал беспокойство и мерил шагами коридор поперек, в паре метров от меня.
— Хватит маячить, — устало (еще даже не утро, а я уже чувствовала себя так, словно бегала кросс на двадцать километров!) осадила его я, отлепившись от стены и направляясь в сторону кабинета короля, где меня ждало мягкое кресло и завтрак. Мастер меча освободил мне дорогу и тенью покрался следом, не решаясь что-либо спрашивать, что на него было совсем не похоже и оттого только больше напрягало.
— Ну? — не выдержав, я остановилась и, уперев руки в бока, прямо посмотрела на островитянина.
— Могу ли я узнать…
— Нет. Доволен? — Я прищурилась, без всякого страха глядя в блеснувшие гневом глаза мастера меча. — Пока не начнешь вести себя, как нормальный человек, а не эгоистичный чурбан, ничего я тебе не скажу, — я помедлила, обкатывая в голове внезапно появившуюся мысль, а потом продолжила: — кроме того, что Мира жива и практически цела.
«Бинго!»
Я отвернулась почти моментально, но мне и не нужно было видеть лицо мастера меча — я почувствовала волну облегчения, что разбегалась от него во все стороны. Конечно, он бы в другое время спросил, что значит «практически», но желание сохранить свой маленький уже-не-секрет для меня в нем оказалось сильнее, и он молча проводил меня до дверей королевского кабинета.
Завтракали мы в тишине. Рудольф, оценив мой уставший вид, решил не наседать с вопросами, здраво рассудив, что когда я наемся — расскажу все сама. Но стоило ему только заикнуться о произошедшем, как я, подняв на него печальные, невыспавшиеся очи, жалобным голосом попросила сжалиться над дочерью и просто дать ей поспать в кабинете, раз уж ее покои превратились одновременно в лазарет и в кладбище.
Рудольф сжалился.
Король растолкал меня только через несколько часов, со словами, что мне уже пора готовиться и выезжать. Отправленный за моими доспехами Альвин, уже облаченный в начищенную до блеска броню, получил самый строгий приказ ни в коем случае не позволять моей служанке помогать и вернулся спустя десяток минут, сконфуженный и в сопровождении Миры.
Под моим мрачным взглядом он совершенно стушевался, а Рудольф, хмыкнув, велел парню сложить мое обмундирование в кресло и вышел из кабинета, уводя Альвина с собой.
— Я хотела, чтобы ты отдыхала, — я строго глянула на Миру, что, оберегая перебинтованную ладонь, раскладывала мои доспехи по столу левой рукой.
— А я хотела проводить вас, Ваше Высочество. Позвольте старой женщине утолить свою сентиментальность…
Покачав головой, я принялась облачаться в доспехи.
Последним лег мне на плечи тяжелый и теплый плащ, который моя личная служанка скрепила простой фибулой, чуть ближе к правому плечу.
Заглянувший в кабинет Харакаш, бросив короткий взгляд на нас, скрылся за дверью, перед этим выразительно округлив глаза. Я его поняла.
Мира провожала меня до самого крыльца, где остановилась у дверей замка, ибо во дворе меня ждали король, барон Эддрик и граф Ольди. А также Харакаш, Альвин и Гаратэ. Последний, закованный в украшенный травлением конный доспех (в голове упорно крутилась какая-то мысль о музыкантах, что к чему?)¹, выглядел настолько монументально, что даже не сразу был бы принят мной за живое существо, не знай я наверняка. Особенно меня впечатлил почти десятисантиметровый шип, наверняка острый, аккурат над ноздрями, выходящий из защищавшей его морду маски.
— Рыцарю полагается оруженосец, но я думаю, что Альвин отлично справится с этой задачей, — после всех обязательных поклонов проговорил мне капитан дворцовой стражи. Я покосилась на максимально сурового и сосредоточенного Альвина и важно кивнула. Кажется, тот даже облегченно выдохнул, видимо, боялся, что я в последний момент решу показать норов.
— Ваше Высочество, позвольте… — наблюдая, как граф Ольди самолично подставляет сцепленные в замок ладони для подножки, я поймала на себе насмешливый взгляд Харакаша. Больше всего мне хотелось совершенно не по-королевски показать язык вредному островитянину, но для этого вопиющего нарушения этикета вокруг было слишком много зрителей, потому мне ничего не оставалось, как принять этот благородный жест и, умостившись в седле, посмотреть сверху вниз на короля.
— Пусть хранит тебя Светозарная, — произнес Рудольф, и я склонила голову.
— Пусть Светозарная хранит Андарию. — Слова подобрались легко и сами собой. Возможно, по той причине, что они были искренними.
Харакаш и Альвин были уже в седле. Я развернула Гаратэ, и мы вышли из ворот замка, переходя на неторопливую среднюю² рысь, доступную для рыцарского коня.
С неба падал снег. Он укрывал невесомой пеленой наши следы, посыпая еще только начинавшую просыпаться столицу. За моей спиной оставалось все то немногое, что я обрела в этом мире. А впереди ждало мое войско.
И война, в которой я должна победить любой ценой.
***
Свист воздуха, взрезаемого плетью и удар.
Она не дрогнула, даже не вздохнула, когда семь хвостов коснулись еще по-девичьи нежной кожи ее живота. Она заслужила, все заслужила…
— Ты клялась, что еще пара недель и девчонка будет послушна, как лента, и тиха, словно песчаная мышь.
— Да, мой господин.
Свист, удар. На животе взбухали рубцы, сочились кровью из мелких ранок, что оставляла грубая поверхность хвостов плети. «По спине было бы удобней», — думалось ей, она любила спать на животе. Но по спине было нельзя, ведь одеяние Верховной Жрицы оставляло спину открытой, до самого копчика, где нежная кожа переходила в мелкую чешую.
Она ждала новый удар, прикрыв глаза и сжав пальцы. Змеи шипели, зло, испуганно, но ими она не могла управлять.
— Приблизься.
Послышался шелест чешуи, жрица покорно легла навзничь, ощущая божественную прохладу, идущую от вылизанных служками до блеска темных камней. Вытянув руки, она подтянулась на них вперед, помогая себе длинным и мощным змеиным хвостом. Она заслужила кару. Она подвела бога Дракона, но еще с большим гневом обрушится ее проклятие на выскочку с севера!
Еще движение и еще. Девичьи пальцы, увенчанные острейшими когтями, коснулись ноги в сандалиях.
— Она должна сломиться. Должна быть покорна нам.
— Да, мой господин. Кто бы ни помог ей сбросить оковы духа, я затяну петлю на ее шее вновь, во славу бога Дракона.
— Мы есть бог Дракон!
— Вы есть бог Дракон, — прошептала она за ним послушно, ожидая, как и в прошлые разы, кары свыше за такую дерзость. Как и в прошлые разы, кары не последовало.
— Посмотри на меня. — Жрица подняла лицо, но увидела лишь темноту, что взрезалась светом одного-единственного драконьего глаза на человеческом лице. — Ты сильна в своей вере?
— Да, мой господин. Навечно. — Кончик хвоста ее беззвучно дрожал, а змеиная часть тела свивалась в кольца, подчиняясь чувству опасности, что исходила из темноты.
— Хорошо. Действуй. И не разочаровывай меня более.
— Да, мой господин, — она снова опустилась на камни, склоняясь перед живым воплощением бога Дракона, не смея даже глубоко дышать, пока не почувствовала, что он вышел из храма.
«Вся моя боль, весь его гнев — все это падет на тебя, Эвелин. Твоя расплата за мой позор, за сомнение в его голосе — ты почувствуешь вкус моей мести. И будешь послушно смотреть, как я разрушаю твою жизнь…»
[1] Бард — так назывался кованый латный конный доспех.
[2] Рысь — вид конского аллюра, предусматривающий длительные переходы на этой скорости. У обычного коня составляет порядка 12 км/ч, у Гаратэ, конечно, меньше (около 7-8 км/ч).