Стало неуютно и зябко, – ветер холодом пробрался под одежду, дом навис темной скалой, и вся деревня на миг показалась незнакомой. Но потом в окне вспыхнул огонек, пришли в движение теплые тени, – все стало родным и привычным. Скрипнула дверь, донеслись голоса жены и детей Химиша.
Сжигаемый непониманием и стыдом, Тартеш метнулся прочь. Что скажут селяне, увидев, что он сделал? Только бы Химиш скорее пришел в себя, только бы никто не увидел! Разве не подлость околдовывать родича?
Тартеш поспешно спустился по скользким камням обрыва, прижался к ним и закрыл глаза. Река ревела, обдавая его водопадом брызг.
Подлость – утаивать правду, тайно радоваться гибели пьющих кровь.
«Убили вас всех», – сказал Химиш. Сказал так, словно Тартеш был чужим ему или хуже – врагом.
Чем темнее становилась ночь, тем ярче разгоралась тревога. Луна скрылась, ушла за западный край гор, а Тартеш все не мог заснуть. Ворочался среди одеял и шкур, вставал, чтобы подбросить дров в очаг, сидел, глядя на огонь. И так и забылся – возле догорающих углей, в круге зыбкого тепла и света.
Проснулся от солнечный лучей. Они сияли за закрытыми веками, ласкали кожу, и Тартеш улыбался, сам не замечая этого. «Солнце – твой лучший друг», – сказал ему отец когда-то, давным-давно. Солнце горит ярче пламени, исцеляет, питает как кровь. Путеводный свет, древний бог. Тартеш улыбался ему сквозь сон и был уверен – ночные страхи миновали, были заблуждением, ошибкой.
Выйдя из дома, он почти поверил, что видит деревню прежней. Беленые стены домов, колодцы, утоптанная грязь улиц, шум воды, – все как всегда. И люди были заняты привычными делами: внутренний загон опустел, пастухи погнали коров на выпас; издалека, из полей за оградой доносилось пение тех, кто трудился на пашне, – нестройные голоса взлетали, звенели. И сама деревня была полна шумом, звуками начинающегося дня: слышались шаги, скрип ворота, удары топора, плеск воды, разговоры, смех, крики детей.
Соседский пес кинулся навстречу, захлебываясь радостным лаем, таким веселым и звонким, что Тартешу показалось – он слышит свое имя. «Тартеш, Тартеш», – гавкал пес, прыгая вокруг него, и Тартеш засмеялся, сказал:
– Да, это я.
На шум из дома выглянула хозяйка, пожелала доброго утра и скрылась. Все как обычно, – но Тартешу померещилась странная тень в ее глазах, задумчивость или насмешка, и безмятежность покинула его.
Он бродил по деревне, здоровался с людьми, и в каждом различал незнакомые черты, скрытую враждебность. В свете утреннего солнца, безжалостном и ясном, он видел, как люди хмурятся, взглянув на него, как говорят добрые слова и отворачиваются поспешно, прикасаются к амулетам от сглаза. Из-за вестей, что пришли вчера? Или так было всегда, но Тартеш не видел?
Или ему лишь кажется?
Может быть, это должно было случиться однажды? Деревня начнет казаться чужой, Тартеш разлюбит родной дом и отправится в путь, как отец когда-то? Нет, так не может быть. «Почему ты уходишь? – спрашивал он отца. – Зачем?» «Ты поймешь, – отвечал отец, глядя вдаль, туда, где исчезает солнце. – Сейчас ты слышишь только одну реку, но другие реки текут рядом с ней, под землей. Когда-нибудь, их голоса проникнут в твою кровь, и ты захочешь последовать за ними, узнать их путь. Я слышу их давно, но ждал, пока ты станешь взрослым».
Его звали Зира, и, конечно, он не был Тартешу родным отцом. Тартеш был уже взрослым – ему шел семнадцатый год, – когда сильный забрал его из родного дома, спустился с ним к реке, и там, на рассвете, убил и возродил своей кровью. Зира удивился, когда Тартеш назвал его отцом, но потом согласился: «Да, я дал тебе новую жизнь».
Тартеш скучал по нему, но не хотел отправляться в путь. Он хотел, чтобы все стало прежним: родная деревня, которую он защищает и получает награду кровью; люди, которые рады видеть его.
Но он не мог забыть слова Химиша, и все приветственные улыбки и речи казались теперь обманом.
День тянулся, тягостный, полный подозрений, и даже вечерняя кровь не принесла радости. В улыбке старейшины Тартешу мерещилось скрытое презрение, а во взгляде его дочери, потягивавшей полную до краев чашу, – насмешка. Тартеш выпил подношение, попрощался и ушел, не расспрашивая ни о чем на этот раз.
Утром его разбудили голоса и шум, доносившиеся с другого берега реки. Тартеш вслушался и поспешил туда.