Но ладно, нужно переходить к насущным делам.
— Полагаю, раз теперь мы уладили все разногласия… - начинаю я, но хриплый голос откуда-то из «заднего ряда» очень бесцеремонно вторгается в мою речь.
— Что за история с законным наследником? - Из-за широких спин собравшихся выступает низкий седой старик, такой сморщенный, что ему позавидовали бы старые сухофрукты. - Ваше Величество должно внести ясность, чтобы это не послужило расколом в рядах его верноподданных.
Я пытаюсь вспомнить, кто это, но, видимо, время совсем не пощадило старика, потому что в моих воспоминаниях нет и намека на то, кем бы он мог быть. Очевидно, какой-то местный лорд, который считает, что возраст дает ему право перебивать короля. Случись эта выходка хотя бы парой недель позже, я бы не задумываясь преподал ему урок вежливости и придворного этикета, да так, чтобы ни у кого из присутствующих больше не возникло желания «повторить подвиг». Но окроплять кровью первые дни правления - не лучшая затея. Хотя, я бы просто вышвырнул старого умника в окно, и пусть бы боги сами решали - сотворить ли чудо из уважения к его седым… волосам или нет.
— Я полагаю, - придаю своему голосу толику уверенной беззаботности, - вы имеете ввиду принцессу Амелию? Никаких других законных наследников, насколько мне известно, у моей дражайшей супруги нет. Хотя я сделаю все от меня зависящее, чтобы исправить это положение парой крепких мальчишек в самое ближайшее время.
Гаделот одобрительно улыбается.
Вслед за ним - уже притихший Арадэй и еще парочка бородачей. Кажется, тот, что постарше и с бритой начисто головой, перепаханной старыми шрамами - это граф Лаат, известный принципиальностью, многолетней верностью своей безвременно почившей супруге и крепкой рукой в бою. Даже удивительно, что я вижу его в лагере моих поклонников - по всей логике, ему бы нужно стоять по иную сторону баррикад. А вот второй - совсем еще как будто юный, рыжий, кудрявый и улыбчивый, словно все происходящее - одно большое развлечение. Это - юный лорд Эскель. Мой остроухий карлик нашептал, что он единственный среди всех за все время ожидания даже не раскрыл рта. Так что, какими бы ни были его мотивы, по меньшей мере парень достаточно сообразительный, чтобы не наговорить себе на случайно свернутую во время питья чая шею. И все же я предпочитаю видеть в своем окружении верность, а не изворотливость.
Но в любом случае, четверо против шести - это лучше, чем трое, против семи.
— Мы все слышали то, что слышали, - продолжает старик. И неймется ему. - Если у бывшего законного короля есть наследник мужского пола, то…
— … то я охотно усажу вас за занятия с придворным герольдом, - в отместку перебиваю я. Старику это не по душе. - Кто-то здесь забыл право наследования, уважаемые? Или это седина моего вассала - причина его забывчивости?
Никто не решается перечить.
Хорошо, значит, самое время устроить показательную порку, даже если я искренне собирался ее избежать. Некоторые вещи - в особенности те, которые воняют смутой - нужно вычищать на корню, без жалости, как плесень. Встаю, резким шагом подхожу к старику и хватаю его двумя пальцами за щеки, вдавливая так глубоко в лицо, что он стонет и распахивает рот. В некоторых вещах мне глубоко плевать на седаны, почтение и прочую ерунду.
— Кто-то здесь покушается на право крови? - говорю нарочно тихо, но в гробовой тишине зала мой голос все равно звучит выразительно и ясно. - Позвольте напомнить, что Лаэрт не был наследником королевской крови. Моя жена, ваша королева Изабелла - вот единственная, в ком течет кровь правящей династии. У Лаэрта может быть сколько угодно ублюдков, хоть от служанок, хоть от овец в хлеву, но единственная законная наследница короны - моя приемная дочь Амелия, дочь вашей любимой королевы. Сомневаясь в этом, вы даете мне повод думать, что моя дочь недостаточно хороша для вас. Ты ведь на это намекал, старик… или, возможно, мне показалось?
Тишина в зале становится настолько звонкой, что я слышу, как где-то в стороне назойливо жужжит какая-то мошка. Старик вращает глазами, когда подтягиваю его вверх, размахивает руками, пытаясь удержать равновесие на кончиках пальцев ног. Еще немного - и я просто вздерну это тщедушное тело и сломаю ему челюсть, и это будет самое малое, что я хотел бы с ним сделать.