Николас хватает ртом воздух. Теперь он действительно влип.
Он рассматривает надзирательницу и конопатого, когда они выходят из квартиры, замечает, что их движения стали более быстрые, оживленные. Они что-то жестами показывают своим коллегам, держатся более напряженно. Надзирательница подносит рот к рации, которая торчит у нее из нагрудного кармана, и ее голос проникает сквозь дверцу и гремит внутри автомобиля, как гром:
– Мы обнаружили в квартире труп женщины. Это убийство.
Произнося слово «убийство», она смотрит на полицейский автомобиль, в котором сидит Николас. Смотрит с серьезным, даже обвиняющим выражением лица.
У него в глазах вспыхивает молния. Она думает, что это он убил женщину в квартире. Свою собственную сестру! Да они хоть знают, что это его сестра? Он всхлипывает, подавляет рвущиеся наружу рыдания и пытается встретиться с надзирательницей взглядом по большей части для того, чтобы не пропустить ничего из происходящего. Но вместо того чтобы пойти к нему – а он был убежден, что она это сделает, – она достает телефон и кому-то звонит.
Желудок сводит судорога, но внутри уже ничего нет, только кислотный рефлюкс, обжигающий отчаянием, паникой и облегчением. Именно облегчение жжет его изнутри сильнее всего. Крошечный шанс, что он справится. Ведь если бы они подозревали его в убийстве, то тут же бы задержали? Да он уже задержан, напоминает сам себе Николас. Но не за убийство. И они хотели его даже отпустить.
Улицу заливает свет множества синих мигалок, все вокруг заполняется людьми в форме, которые натягивают ограничительные ленты и переговариваются по рациям. Гражданский автомобиль останавливается поближе к лентам, долговязый мужчина с фотоаппаратом снует туда-сюда и ищет хорошие ракурсы для фотографий.
Николас догадывается, что это журналист, потому что его все время прогоняют. В нескольких окнах появляются головы зевак, некоторые даже решаются выйти на улицу, кто-то даже в банном халате и резиновых сапогах на босу ногу.
Почему они его здесь оставили? Николас ничего не понимает, но, может быть, это к лучшему.
Из-за спин полицейских выныривает пожилая женщина с мохнатой собачкой, она тянет собаку за поводок, чтобы приблизиться к полицейскому в штатском, одетому в куртку-парку цвета хаки, мешковатые брюки и аккуратную шапочку, плотно сидящую по голове. Николас заметил его некоторое время назад. Ему примерно столько же лет, сколько Николасу, и вообще они похожи, вот только лицо у полицейского более смуглое. Он держит у уха мобильный телефон и увлеченно разговаривает с кем-то, но при этом жестами показывает некоторым из своих коллег, что им следует делать. В его манере держаться чувствуется уверенность в себе, и, если бы они играли на одном поле, Николас хотел бы видеть его товарищем по команде, а не соперником.
Когда женщина приближается к нему, полицейский в штатском кладет телефон в карман куртки и делает шаг ей навстречу; кажется, ему плохо слышно, что она говорит. Собачонка испуганно отпрыгивает от его ботинок, жмется к ногам хозяйки, и обе они дрожат. Женщине наверняка холодно, на ней ведь только тонкая кофта.
Николас замечает, что полицейский в штатском явно интересуется тем, что говорит женщина, и внутри него растет неприятное чувство. Полицейский тем временем заинтересованно кивает и смотрит в том направлении, в котором указывает женщина.
Именно туда и побежал Николас, когда вышел из квартиры.
Он сглатывает. Значит, эта женщина и есть информатор, это она за ним и следила? В следующее мгновение она указывает на окно, в котором он прошлым вечером, когда дрался с Санта-Клаусом, заметил движение занавески.
Само собой. Старуха, которой больше нечем заняться, кроме как следить за соседями. Да ее еще и понесло куда-то.
Николас стискивает челюсти, понимая, что проиграл, но ничего не может сделать, уже ничто не имеет значения.
Разговаривая с женщиной, полицейский в штатском делает пометки в блокноте. Время идет, проходит пять минут… а может быть, и все двадцать, которые кажутся Николасу вечностью. Что она ему рассказывает? Что она видела? Наконец они заканчивают разговор, и противная старуха удаляется, таща за собой собачонку, а полицейский направляется в сторону автомобиля, где сидит Николас. Он отворачивается, надеясь на тонированные стекла, и так сильно сжимает большой палец в кулаке, что тот начинает пульсировать. Тогда Николас наконец разжимает кулак и снова смотрит в окно автомобиля.
Старушенция ушла. Когда максимальное напряжение спадает, он переводит дыхание. Щиплет себя за спину, куда может дотянуться. Он должен убедиться, что все это происходит на самом деле – вся эта сцена, что разыгрывается сейчас снаружи. Чувствует себя в дурном автокинотеатре, где занял место в первом ряду.