— Нет, это не так, — запротестовала Кристина. — По-моему, Родина доказала, что мы давно отошли от такой чудовищной линии поведения.
— А может ты настолько подвержена влиянию и контролю, что тебе никогда не представится шанс исследовать темную сторону своей личности, — подначивал я ее. — Я просто хочу сказать, что отказываюсь брать на себя вину за мужчин, которые плохо обращались с женщинами в прошлом. Я представить не могу, что когда-то это было нормой, а если и было, я уверяю тебя, что мы эволюционировали со времен наших далеких предков.
— Эволюционировали? — в ее голосе послышалось негодование. — Вы все еще убиваете из-за стремления к наживе.
Я стиснул зубы.
— Единственной причиной, по которой все эти люди сражались на турнире, была жажда наживы, — заявила она. — Вы хотите большего. Мужчины всегда хотят большего.
— Это неправда.
— Неужели? Значит, они не были мотивированы вознаграждением в миллион долларов или престижем, который прилагался к нему?
— Некоторые из нас пошли на это ради чести и обеспечения твоей безопасности.
Она посмотрела на меня долгим суровым взглядом.
— Хочешь сказать, что пошел на это ради обеспечения моей безопасности?
Наши взгляды схлестнулись.
— Да! — громко и четко произнес я.
Она промолчала.
— Ты нелепо полагаешь, что мужчины — главные враги женщин, но это не так. Мы должны жить вместе, это же, черт возьми, очевидно. — Я не мог скрыть разочарования, которое ощущал. — Ты говоришь о браке как о чем-то ужасном, но я читал истории, в которых описывалась любовь между мужчиной и женщиной. И страсть.
— Запретные книги, — выдохнула она.
— Да, Кристина. Люди влюблялись и женились, потому что не могли смириться с мыслью о разлуке. Они были партнерами, супругами… понимаешь?
— Я слышала совсем иное.
— А тебе не приходило в голову, что ты не все знаешь, и что есть причина, по которой эти книги запрещены?
— Они запрещены, потому что пробуждают нежелательные эмоции, а в некоторых случаях приводят к депрессии, — объяснила Кристина.
— Да, согласен, — сказал я и приподнял ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня. — Но только потому, что чтение этих книг заставит тебя тосковать по тому, что раньше было между мужчинами и женщинами. Я всегда хотел испытать это, но мы отрезаны от женщин, живущих на Родине, и даже если бы могли туда попасть, вам всем промыли мозги, чтобы вы думали о любви и страсти как о чем-то неправильном.
— Мы умеем любить, — защищалась Кристина. — Я испытываю глубочайшую любовь и привязанность к моим друзьям.
— Я говорю не о такой любви. — Я взял ее руку и поднес к своему сердцу. — Я говорю о страстных отношениях между мужчиной и женщиной.
На секунду мы стали ближе, ее рука лежала на моей груди, а моя рук лежала поверх ее руки.
— Помнишь, как ты назвала меня своим другом? Как бросилась в мои объятия на церемонии?
— Да.
— Разве это ни о чем не говорит?
— О чем?
Я вздохнул, досадуя, что она не видит того, что вижу я.
— Ты доверяешь мне и чувствуешь себя со мной в безопасности.
Она слегка отстранилась.
— Я бы так не сказала.
— А что бы ты сказала?
— Что из всех вариантов в то время, ты был наименее пугающим.
Я отпустил ее и двинулся к Серому особняку. Она молча последовала за мной.
Ситуация была неловкой. Мы на протяжении нескольких дней были вместе днем и ночью, говорили и учились друг у друга, но теперь она закрылась от меня. Я обращался с ней, как с недоверчивым животным, и продвигался вперед неспеша.
Было только девять тридцать, когда она легла спать.
— Что ты делаешь? — спросила она, когда я присоединился к ней.
— Я тоже устал. Это был длинный день, а борьба с Нельсоном отняла у меня много сил.
— Но ты же спишь на диване, — напомнила она и натянула одеяло до самого носа.
— Больше нет, — отозвался я и устроился поудобнее рядом с ней.
— Даже не думай, что мы займемся сексом, — бросила она.
Я повернулся на правый бок, лицом к ней, и поправил подушку, пытаясь найти удобное положение для моей сломанной руки и выйти из затруднительного положения. Я не хотел спешить и пугать ее, но и не мог смириться с идеей, что у нас никогда не будет секса.
— Это потому, что ты боишься затронуть мою руку и причинить боль? — наконец, спросил я.
— Нет, — недолго думая ответила она. — Просто мне не нравится сама мысль о сексе.
— Ты привыкнешь, — сказал я. — Если тебя это утешит, я тоже девственник.
Кристина подняла ладонь.