Мордашка симпатичная, даже очень. Большие зеленые глаза, маленький косой шрамик на левой брови, тонкие, но чувственные губы. Волосы светлые, собраны в хвост на макушке, но торчат во все стороны. Ещё отметил, что у девушки немного странные ушки. Словно чуть-чуть заостренные, но по размеру почти нормальные.
И вот смотрю я на это чудо и не знаю, как реагировать.
Я не против дам. Особенно если они симпатичные, но когда вот такая-вот миниатюрная тяночка должна стать верным напарником в предстоящей смертельной схватке? Да та же дамочка с молотом её превратит в лепешку за один удар.
Ладно Эл… спокойнее… ещё ничего не понятно. Вдруг она боевой маг или вроде того… На худой конец, ей можно найти и другое применение…
— Ну привет. Стало быть, ты мой оруженосец? — я все ещё внутренне надеялся, что это шутка.
— Д-Да! — звонко отозвалась девушка.
— Срань….
— Просите? — она удивленно заморгала, смотря на меня странным, непонимающим взглядом.
— Срань говорю, — вздохнул я и уселся на кровать. Девица осталась стоять на своем месте, все в той же позе солдата на посту.
— Я чем-то вам не нравлюсь? — помрачнела она, ощущая мое раздражение.
— Да.
— В чем причина?
— В том, что теперь мне придется на Арене спасать не только свою шкурку, но ещё и твою задницу, — устало пробормотал я. — Ты вообще оружие в руках держать умеешь?
— Разумеется. Я прошла подготовку, вас не должен обманывать мой внешний вид. Я хороший боец, и вы не пожалеете что выбрали меня.
— В том-то и дело, что выбрал тебя не я, — покачал я головой. — А если я от тебя откажусь и верну назад, деньги нам вернут?
— Нет. Вы покупаете мою жизнь, подобные покупки не подлежат возврату. Я ваша до самого конца, каким бы скорым он ни был.
— И тебя это устраивает? — нахмурился я, пытаясь понять, что у этой девчули в голове. Говорит твердо и, несмотря на невинный внешний вид, я все больше вижу в ней воина. — Ты готова пожертвовать собой за несколько золотых монет?
— Неважно, устраивает меня это или нет.
— В смысле? Ты что, рабыня?
Она не ответила, но судя по тому, как дрогнули её губы и слегка потух взгляд, я угодил в самую точку. И теперь понятно, почему Лейла говорила о покупке оруженосца, а вовсе не о наёме.
— Яа-а-а-а-асно…. И как ты вообще в рабстве оказалась?
— Вы не знаете? — в её взгляде промелькнуло удивление.
— Деточка, я в это мире около суток, и за это время успел сделать пламенную эпиляцию на ногах, убить полдесятка человек и трахнуть сисястую кошку. Ты правда думаешь, что у меня было время разбираться в тонкостях устройства вашего общества?
Её щеки порозовели от неловкости, но ответила она довольно спокойно.
— Академия Оруженосцев хорошо платит за детей от трех до шести лет, — коротко ответила она. — Так становятся оруженосцами.
— И родители с готовностью посылают своих детей на верную смерть?
— Академия очень хорошо платит. Некоторые бедняки именно так и кормятся. Рожают ребенка, и когда он достигает трехлетнего возраста, продают. Полученных денег как раз хватает, чтобы прожить ещё четыре года.
— Своих родителей хотя бы помнишь?
Девушка отрицательно мотнула головой.
— А лет хоть сколько?
— Девятнадцать, — ответила она.
— Малявка ещё значит, — усмехнулся я.
— Вы не намного старше, — сдержанно, но с не скрываемой легкой обидой отозвалась девушка.
Кого-то мне придется учить хорошим манерам.
— В таком случае, моим первым приказом будет…
— Подождите, — сказала она и протянула мне небольшой бумажный сверток.
— Это что?
— Контракт. Я ещё не в полной мере… ваша.
— Мне его ещё и подписать нужно? — фыркнул я. — А если я не подпишу, ты останешься свободной?
— Нет. Меня убьют как беглого оруженосца.
— Бред какой-то.
Я развернул пергамент и увидел там две восковые печати, причем на одной из них была кровь.
— Первая печать говорит, что я отдана дому Сорас. Но если вы не поставите свою, то я не буду прикреплена к Защитнику. Следовательно, не имею права участвовать в сражениях на Арене, а это прямое нарушение эдикта АрхиВладыки. Это значит, что я оказалась слишком слаба для сражений или сбежала.
— А после печати сбежать не сможешь?
— Нет, ведь вы сможете меня легко найти. Я должна буду подчиняться вам, как верное оружие.
— И что мне нужно делать?