Ему казалось, что он едва успел присесть к столу и приступить к анализу своего перевода, как в его дверь тихонько постучали. Взглянув на часы, стоявшие на каминной полке, он с изумлением обнаружил, что прошло уже больше двух часов. Отложив перо, он пригласил стучавшего войти.
Дверь открылась, и вошел Моффет, закутанный в плотную кучерскую куртку, которая явно предназначалась для человека пониже и потолще.
Выражение его худого, вытянутого лица было весьма кислым. В правой руке он сжимал старое охотничье ружье.
– Готовы, сэр? – спросил он.
От Адриана потребовалось немало такта: пришлось убеждать Моффета, что присутствие наблюдателей числом более одного может спугнуть ожидаемого визитера. Это соображение немало приободрило Моффета, но полнейшему его воодушевлению воспрепятствовал внезапно возникший страх, что Адриан сочтет его более подходящим стражем для засады в тесном уголке чердачной кладовой. Адриан быстро успокоил его на этот счет, и старый слуга с очевидным облегчением удалился.
Адриан собирался уже надеть плащ, когда снова раздался стук в дверь. Она открылась без церемоний: это опять был Моффет. Он сунул в руку Адриану ружье, дважды кивнул самому себе, как бы одобряя это решение, и отбыл. Адриан с отвращением посмотрел на ружье и положил его на кровать. Не хватало ему только подстрелить какую-нибудь глупышку-школьницу.
Когда в дверь снова постучали, Адриан возвел глаза к небу. Он открыл дверь и, к своему глубочайшему удивлению, увидел перед собой несгибаемую мисс Беатрису Селвуд, взирающую на него со своей обычной суровостью. В руках она держала поднос, на котором стоял графин, стаканчик для бренди и тарелка с целой горкой печенья, пирожков, булочек и нарезанного сыра.
– Ночь может оказаться долгой, – возвестила она, вручая ему поднос. Адриан поблагодарил ее, она что-то буркнула, и Адриан снова остался один. Он поставил поднос поверх стопки бумаг, рассеянно выбрал миндальное печенье и усмехнулся. После недолгого раздумья он устроился в кресле поудобнее, вытянул ноги, обутые в войлочные туфли, взял с тарелки пирожок с маком и приготовился ждать.
Ждать пришлось недолго. Не прошло и четырех минут, как еще кто-то легонько постучал в дверь. Он поднялся из-за стола и на этот раз впустил в комнату мисс Софронию Селвуд. Ее приношением было стеганое одеяло.
– Вот, пожалуйста, вы так добры, что вызвались посидеть в этой мрачной, тесной комнате. – Она протянула ему одеяло. – Может быть, это как-нибудь пригодится?
Он с благодарностью принял этот предмет и также положил его на кровать.
Мисс Софрония молитвенно сложила свои пухлые ручки.
– Я так надеюсь, что вам не будет там слишком неудобно. Там же ужасный холод.
– Со мной все будет в порядке, – заверил он ее. – Но мне уже пора занимать свой пост, иначе наш призрак начнет гадать, почему на этом этаже сегодня вечером царит такое оживление.
Ее рот сложился в кругленькое «о» в знак понимания.
– Я распоряжусь, чтобы никто не поднимался сюда, наверх, ни под каким видом, хотя, конечно, слугам придется ночевать здесь, в своих комнатах. И, разумеется, Дафне. – Она слегка заколебалась. – То есть, если вы не считаете, что вам нужна компания.
Он потратил еще несколько минут, чтобы убедить ее в том, что из соображений благоразумия ему следует провести свой ночной дозор в одиночку. По-видимому, это объяснение ее в конечном счете удовлетворило; мисс Софрония пожелала ему доброй ночи и выразила надежду, что он хорошо поспит; затем она вспомнила, что планы у него совсем другие, и внесла исправления в последнее высказывание, а потом вопросительно поглядела на него. Он поблагодарил за все и долго провожал ее взглядом, пока она суетливо семенила по коридору к лестнице, а ее нежно-розовая вязаная шаль волочилась за ней по полу.
Как только она миновала комнату Дафны, эта молодая леди открыла дверь, украдкой выглянула оттуда и насмешливо подняла бровь:
– А мне-то казалось, что вы так рьяно рвались к себе на пост, что вам следовало бы там быть уже несколько часов.
– Вы, между прочим, тоже не ведете наблюдения из своего окна, – отпарировал он и ухмыльнулся, когда она захлопнула дверь. Он знал, что это было не очень-то великодушно с его стороны, но удержаться он просто не смог. Но не мог осуждать Дафну за ее выпады. Если бы кто-нибудь попробовал исключить из задуманного предприятия его самого, он бы счел такое обращение с собой действительно гнусным и столь же сильно протестовал против него.
До полуночи оставалось не более десяти минут, когда Адриан, наконец, пробрался через мебельные завалы в дальний угол кладовой и занял там намеченное место. Он устроился на полу, воспользовавшись половиной одеяла вместо подстилки и закутавшись в другую половину для защиты от пронизывающего холода в помещении, которое никогда не согревалось теплом камина. Он погасил свою свечу, и почти сразу в нос ему ударил запах затхлости.
Он налил себе в стаканчик немного бренди и привалился спиной к стене. В этой позиции он находился в точности напротив того места, откуда в прошлый раз наблюдал появление призрака.
Если такое появление повторится – или, точнее, если повторится такое исчезновение, то, может быть, удастся составить более точное представление о том, где именно разыгрывается этот трюк. Если это не настоящий призрак, то у него должны быть, помимо двери, какие-то иные пути, чтобы улизнуть из помещения.
Адриан постарался запастись терпением для умиротворения души (и запасся еще одним пирожком для умиротворения желудка) и стал ждать. Взглядом он обшаривал помещение, но ему были видны лишь некие общие очертания и ничего больше. Дверь выделялась довольно ясно благодаря трещине в ее верхней части, хотя через эту трещину просачивался извне очень слабый свет. Вероятно, кто-то оставил в настенном фонаре коридора зажженный масляный светильник.
Он заметил, что все окно снаружи залеплено снегом; значит, снова начался снегопад. Это могло послужить объяснением полнейшей тишины, которая обволакивала его и нарушалась лишь отдаленными поскрипываниями – такие поскрипывания всегда слышны в бревенчатых домах.
Время тянулось медленно; Адриан поймал себя на том, что начал зевать, и потряс головой, чтобы разогнать подступавший сон.
Скрипнула половица. Адриан напрягся, мгновенно насторожившись. Звук повторился; он доносился из коридора. Адриан весь подобрался и приготовился вскочить.
Теперь он явственно слышал: кто-то, обутый в мягкие комнатные туфли, быстро шел по тканой дорожке, настеленной по всей длине коридора. Свет, проникающий в трещину, стал ярче; и ручка двери скрипнула.
Адриан затаился, но готовый к прыжку; внезапный приступ холодной ярости охватил его. Это не призрак, а вполне реальная личность, причем такая, которая причиняла настоящие страдания трем милым и добрым дамам.
Как священнослужитель, он знал, что умение прощать – одно из важнейших качеств с точки зрения духовного лица; однако эта заповедь странным образом улетучилась из головы, когда руки непроизвольно сжались в кулаки.
Дверь легко повернулась на петлях, и в проеме показалась чья-то фигура со свечой в поднятой руке.
– Мистер Карстейрс? – приглушенный голос Дафны слегка дрожал. Тени от колеблющегося пламени свечи придавали ее лицу испуганное выражение.
В следующую секунду Адриан заметил, как трепещет ее рука. Он потянулся за своей свечой.
– Мистер Карстейрс! Вы… – она смолкла.
– Я здесь.
Адриан встал, затем – как был, в чулках без обуви – прошел к ней, лавируя среди мебельных груд. После непроглядной тьмы, к которой он уже притерпелся, ее свеча позволила ему сравнительно легко проделать этот путь.