«Очень сожалею, мистер Гарнер. Вы уже превысили максимальную ежедневную норму потребления алкоголя».
— Отменяется, — бросил Люк. С этим разве поспоришь? — Пошел вон.
Робот удалился в свой угол. Люк вздохнул — в какой-то мере он и сам виноват — и вновь углубился в чтение. На ленте был записан последний выпуск медицинского вестника «Процессы старения человека».
В прошлом году он проголосовал вместе со всеми за то, чтобы автоматический дозиметр клуба был заменен обслуживающими роботами. И не станет теперь жалеть об этом. По законам клуба ни одному Струльдбругу не могло быть меньше ста пятидесяти четырех лет от роду. И каждые два года возрастной ценз увеличивался на год. Так что необходим постоянный и жесточайший медицинский контроль.
Люк сам по себе являлся первоклассным примером всему этому. Он готовился встретить — без особого энтузиазма — свой сто восемьдесят четвертый день рождения. Вот уже двадцать лет ему приходилось перемещаться с помощью инвалидного кресла. Ходить сам Люк уже не мог. И вовсе не потому, что что-либо случилось с его позвоночником. Просто нервы спинного мозга погибли от старости. Ткани центральной нервной системы отмирают и не восстанавливаются. Дисгармония между тонкими, отвыкшими от работы ногами с одной стороны и массивными руками с широкими запястьями — с другой, делали его немного похожим на обезьяну. Люк об этом знал, и, пожалуй, ему это нравилось.
Он был полностью углублен в скорочтение своей ленты, когда ему вновь помешали. Неясный шепот, еле слышное бормотание голосов заполнили читальный зал. Люк раздраженно обернулся. Некто, явно не Струльдбруг, приближался к нему нарочито крупными шагами. Человек был тощим и длинным, словно до этого несколько лет провисел на дыбе. Тело его было смуглым, а кисти рук и лицо с тяжелыми чертами — черны, как беззвездная ночь. Черны, как космическое пространство. Его волосы были зачесаны на манер хохолка какаду. Снежно белые, они полоской дюймовой ширины спускались по затылку от макушки к шее. В клуб Струльдбругов вторгся обитатель Зоны. Ничего удивительного, что вокруг шепчутся!
Незнакомец остановился возле кресла Люка.
— Лукас Гарнер?
Голос и манеры зонника были степенными и церемонными.
— Верно, — отозвался Люк.
Мужчина понизил голос:
— Я Николас Соул. Первый Председатель Политической Секции Зоны. Найдется ли здесь какое-нибудь местечко, где мы могли бы побеседовать?
— Пойдемте, — сказал Люк. Он коснулся рычажка, кресло приподнялось и на воздушной подушке заскользило к выходу.
Они расположились в нише главного зала.
— Ваше появление здесь вызвало немалый переполох, — сказал Люк.
— Вот как? Почему же? — Первый Председатель развалился в массирующем кресле, и крошечные механизмы начали работать над его телом, словно пытались придать ему новую форму. Говорил он быстро, в его голосе слышался всем знакомый акцент обитателя Зоны.
Люк не понял, была ли это шутка.
— По одной простой причине. Давным-давно почти никто из вас нигде не появляется.
— Вот и швейцар того же мнения. Видели бы вы, как он на меня вытаращился.
— Представляю.
— Вы знаете, что привело меня на землю?
— Да. В системе появился чужак.
— Я полагал, что это держится в секрете.
— Я служил в Вооруженных Силах и в Объединенной Национальной Полиции. И демобилизовался два года назад. У меня еще сохранились контакты.
— Так вот на что намекал мне Светляк Шеффер. — Ник открыл глаза. — Простите, если я кажусь вам невежливым. Я могу переносить вашу дурацкую гравитацию, лежа в противоперегрузочном кресле. Но стоять или ходить мне бы не хотелось.
— В таком случае расслабьтесь.
— Благодарю. Гарнер, похоже никто в ООН не понимает, насколько это серьезно. В системе находится чужак. Он уже совершил вражеский акт: похитил жителя Зоны. Он покинул свой корабль, и мы оба только можем догадываться, что это означает.
— Он намерен остаться. Вы это хотите мне сказать, не так ли?
— Совершенно верно. Вы уже знаете, что корабль Постороннего состоит из трех отдельных секций?
— Мне кажется, это многовато.
— Хвостовая секция — это капсула, предназначенная для входа в плотные слои атмосферы. Через два с половиной часа после того как Посторонний и Бреннан вступили в контакт, хвостовая секция исчезла.
— Телепортация?
— Нет, благодарение Финейглу. У нас есть фотография, на которой видна расплывчатая полоса. Ускорение было огромным.
— Понимаю. Почему вы обратились к нам?
— Как? Гарнер, это дело касается всего человечества!
— Мне не нравится эта игра, Ник. Посторонний стал делом всего человечества в ту же секунду, как только вы обнаружили его. Но вы не обращались к нам до тех пор, пока он не исчез. С чего бы так? Или вы полагаете, что чужак станет лучше думать о человечестве, если первыми с ним повстречаются зонники?
— Мне нечего вам ответить.
— Тогда зачем же вы обратились к нам? Если Постороннего не могут обнаружить телескопы Зоны, то и никто не сможет.
Ник быстро повернулся в кресле и уселся, прямо изучая старика. Лицо Гарнера было ликом времени, маской, за которой таилось древнее зло. Лишь глаза и зубы казались молодыми. Зубы были белыми и острыми. На этом лице они воспринимались как нечто неуместное.
Но говорил старик словно зонник — напрямую. Он не тратил лишних слов и не заботился о соблюдении приличий.
— Светляк сказал, что вы — способный человек. Мы обязаны разыскать его. Вот и вся проблема, Гарнер.
— А я проблемы все еще не вижу.
— Под конец своего полета Посторонний прошел через ловушку для контрабандистов. Мы ведем наблюдение за пташками, что взяли моду проходить через районы активного движения с выключенным двигателем. Чужака засек термоиндикатор. Камера следила за ним достаточно долго, чтобы определить скорость, ускорение и прочие параметры. Ускорение было огромным — в десятки «же». И почти наверняка цель его — Марс.
— Марс?
— Марс. Или — орбита Марса. Или его спутники. Если бы он остался на орбите, мы бы его уже отыскали. То же самое со спутниками: на обоих имеются стационарные обсерватории. Учитывая, что они принадлежат ООН…