Через несколько секунд я уже мчался по коридору.
Неожиданно одна из дверей распахнулась, и из нее выплыл офицер в форме. Толчок двери, и я задвинул стража порядка обратно. Не люблю выскочек. А ведь он даже не понял толком, что же произошло.
— И что теперь?
— Теперь нужно найти комнату, где ты бы мог уединиться на пару минут.
— Пентаграмма?
— Нет, ты пешком выберешься отсюда, круша все и вся на своем пути… Нет, конечно, возможный вариант. Только после такой прогулки мне будет не починить тебя даже с помощью Искусства.
— Ты уверен…
— Хватит рассуждать. Не зевай, следующая дверь направо.
Я притормозил. А может, это сделал Тогот. Я уже запутался и не мог понять, то ли я действую по собственной инициативе, то ли меня по-прежнему ведет Тогот.
Дверь.
Я рванул ее на себя. Не глядя, я шагнул вперед и захлопнул дверь у себя за спиной.
В помещении, где я оказался, было темно. Совершенно темно. На всякий случай я подергал дверь. Замок захлопнулся. Ну что ж, осмотримся. Щелкнув пальцами, я запалил указательный и, подняв руку повыше, попробовал оглядеться в свете колдовского пламени.
Кладовка, заваленная различным бесполезным хламом. То, что надо. Однако прежде чем приступить к пентаграмме перехода, я подпер стулом ручку двери. Как говорится, береженого Бог бережет. После этого я отыскал выключатель, и «да будет свет»!
Еще пара минут ушла на то, чтобы расчистить квадрат пола. Это оказалось довольно трудно, так как вещей в кладовке оказалось слишком много, а свободного места слишком мало. Я уже было закончил удивительную пирамиду из двух ломаных столов, кресла, десятка покалеченных стульев, пары бидонов и десятка запечатанных коробок. Но тут случилось весьма неприятное событие, прежде чем я смог укрепить созданную мною конструкцию, она с грохотом развалилась. Особенно призывно загрохотали пустые бидоны.
И тут же ручку кладовки кто-то подергал.
— Тут заперто. Ключ у тебя?
Замок щелкнул. Кто-то снаружи попытался открыть дверь, и это, естественно, не получилось.
— Что теперь?
— Запечатай дверь.
— А я успею?
— Попробуй. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Впившись зубами в собственный палец, я рванул заусеницу. Потекла кровь. Я что есть силы сдавил палец. Тут одной-двумя каплями не обойдешься.
— Все сюда! Он тут.
В дверь начали колотить, она заходила ходуном.
— Артур Томсинский, вам никуда не деться. Сдавайтесь. У вас нет выхода. Откройте дверь.
— Собаки лают, ветер носит… — прошептал я себе под нос.
— Ты не отвлекайся. Через минуту они вынесут дверь, и тогда тебе снова придется драться. Повторяй за мной…
И я следом за Тоготом начал повторять необходимые слова. Дверь тряслась от ударов. Казалось, еще несколько секунд, и она вылетит или разлетится на кусочки. Однако мне повезло. Я успел. Дверь оказалась запечатанной за мгновение до того, как по ней с другой стороны ударили чем-то тяжелым, массивным. Обычная картонная дверь не устояла бы от такого удара, но, запечатанная колдовским заклятием, она даже не шелохнулась.
С той стороны послышались удивленные голоса. С первого взгляда было видно, что дверь едва держится на одной петле и вот-вот должна рухнуть, однако она держала удар, словно была сделана из монолитной стальной плиты.
— Ну а теперь, Артурчик, вновь расчищай место на полу и рисуй пентаграмму. Мы тебя ждем.
Мысленно обругав Тогота за «Артурчика», я засунул в рот кровоточащий палец, пытаясь унять боль от сорванной заусеницы. Передо мной возвышалась груда ломаной мебели. Пора было браться за работу… Палец болел нестерпимо, а ведь сколько еще крови понадобится, чтобы нарисовать пентаграмму перехода…
Эпилог
Паша перебросил мне мяч, и я едва успел отскочить, чтобы отбить, перекинув Валентине, та в свою очередь перебросила его маркграфу. Два шага назад, казалось, вот-вот Этуаль дотянется до него, но роста не хватило. Мяч пролетел над его головой, а маркграф попятился и, потеряв равновесие, шлепнулся на песок.
— Все, хватит дурью маяться, шашлыки сгорят, — прокричал Иваныч, высунувшись из-за зеленой изгороди, отделявшей виллу от песчаного пляжа. — Давайте сюда, а то Тогот в одиночку не справится.