Говорят, в минуты смертельной опасности мгновение растягивается в вечность, и перед зверем проносится вся его прошедшая жизнь. Клуни в этот миг не увидел ничего из своего бурного прошлого; но ему явилось другое, куда более странное видение. В жуткой твари с окровавленной клыкастой мордой, в чудовище, от которого несло кровью и смертью, он узнал себя.
Неотступный голод.
Неутолимая злоба.
Бесцельные скитания по свету в поисках все новой и новой добычи.
Тупое, бессмысленное упорство в погоне за тем, что тебе вовсе не нужно.
Безмозглая тварь, способная лишь убивать и разрушать. Вызывающая только страх и омерзение.
Чего ты хочешь, Клуни Хлыст? Хочешь быть таким?
«Нет! Я не такой!»
С этой отчаянной мыслью он размахнулся – и со всей силы вонзил в пылающий глаз чудовища священный клинок!
Пес издал оглушительный вой и рухнул, скребя лапами по земле; через несколько секунд с ним все было кончено. Меч остался у него в глазнице. Клуни упал, откатился в сторону и застыл неподвижно.
Первым к нему подбежал Маттиас.
Клуни лежал с закрытым глазом; грудь его часто, неровно вздымалась, на губах выступила розовая пена.
– Клуни! – воскликнул Маттиас, не замечая текущих по мордочке слез. – Ты… ты спас мне жизнь…
Раненый приоткрыл глаз.
– Не я, – прошептал он и тут же зашелся кашлем. – Благодари… свой проклятый Меч…
И потерял сознание.
========== Эпилог ==========
Лекари Рэдволла – одни из лучших не только в Краю Цветущих Мхов, но и во всех окрестных землях; а на крысе, как известно, все заживает как на крысе. Однако раны Клуни оказались весьма серьезны, и два с лишним месяца прошло, прежде чем он впервые вышел на улицу из монастырского лазарета.
Был Праздник Урожая – один из тех дней золотой осени, когда солнышко пригревает совсем по-летнему, но именно от этого особенно остро ощущаешь, что лето уже позади. Клуни щурился на солнце, с наслаждением вдыхал свежий воздух, разглядывал красную и золотую листву на деревьях так, словно видел ее впервые. Две недели между жизнью и смертью, а потом – долгое томительное выздоровление заставили его истосковаться по самым простым вещам, вроде солнца, и неба, и свежего ветерка.
По иронии судьбы, он вышел из Рэдволла так же, как пришел – в черном дорожном плаще с капюшоном, с тяжелым посохом в лапе. Только хромота на этот раз была непритворной. Проклятый Пес перед смертью успел-таки сломать ему заднюю лапу в двух местах. Не месяц и не два пройдут, прежде чем Клуни снова сможет бегать или прыгать – но он не сомневался, что рано или поздно поправится. Не так-то легко сделать калекой Клуни Хлыста!
Во дворе аббатства толпился народ. Звери со всего Края Цветущих Мхов сошлись сюда на праздник. Семьи, сидя за складными столиками, угощались яблочными пирогами и сидром, между столиков с визгом бегали дети; в дальнем уголке музыканты настраивали свои инструменты – после ужина ожидались танцы.
Тут и там в толпе виднелись крысы в ярких двухцветных мундирах и с палашами на поясе: почти все разбойники из шайки Клуни теперь поступили на службу в стражу Рэдволла – и очень гордились своей новой работой.
К удивлению Клуни, встретили его приветливо, даже радостно. Оказалось, об истории с Серыми Псами все наслышаны – и теперь имеют о бывшем «великом злодее» самое лестное мнение. Немало зверей подходили пожать ему лапу и сказать какой-нибудь комплимент – хоть и смотрели с опаской; а кое-кто из молодежи пытался даже автограф взять. Что кривить душой, все это было приятно.
Аббат Мордальфус, отведя Клуни в сторону, торжественно извлек из кармана своей рясы ларчик красного дерева, а из ларчика – золотую медаль на широкой алой ленте.
– В прошлый раз ты… э-э… чересчур поспешно нас покинул, – сказал он, – и не захватил с собой нечто такое, что по праву тебе принадлежит.
Несколько месяцев назад Клуни не затруднился бы с каким-нибудь ядовитым ответом, а то и швырнул бы побрякушку аббату в лицо. Но сейчас просто кивнул и сунул медаль в карман. В конце концов, времена ему предстоят нелегкие, а золото всегда в цене.
– У меня есть для тебя кое-что еще, – с этими словами аббат повел его в глубину сада.
Здесь, под кустами сирени, покоился на своем палисандровом ложе Меч Мартина. Прошедшая история, как видно, кое-чему научила обитателей Рэдволла: теперь Меч был прикован к подставке цепью с замком, а возле него дежурил, раздуваясь от гордости, крыс-часовой.
– Маттиас рассказал мне без утайки обо всем, что произошло в день Войны Псов, – значительно сказал аббат. – Обо всем. Я посоветовался со старейшими и мудрейшими монахами аббатства, и все они сказали в один голос: воля небес здесь очевидна. Меч по праву твой, и ты должен стать новым Защитником Рэдволла.
Листья сирени отбрасывали на подставку кружевную тень; легкий ветерок колыхал листья, и от этого казалось, что по Мечу пробегает рябь – как будто меняется выражение лица. Словно он говорит: «Ну что же ты? Возьми меня!»
Клуни наклонился, осторожно провел когтями по рукояти – и ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев и холодок по спине. Да, с этим действительно жаль расставаться.
– Благодарю за честь, – ответил он, – только, думаю, мне эта честь не по плечу.
– Почему же? – На мордочке аббата ясно читалось, что он ожидал от Клуни чего угодно, только не скромности.
И правильно ожидал.
– Не по душе мне то, что этот Меч делает с крысой. Все эти вещие сны, видения, пророчества. Странные мысли, когда не можешь понять, то ли ты сам думаешь, то ли за тебя кто-то другой… Быть может, вашему Маттиасу или кому-нибудь вроде него это и нужно – чтобы ему указывали, что делать. Но не мне. Я не святой, не избранник небес; я – Клуни Хлыст, и свою судьбу определяю сам!
– Что ж, – пожевав губами, заметил аббат, – не смею спорить. Маттиас будет тебе очень благодарен за такое решение. Но куда же ты пойдешь и чем… гм… чем собираешься заниматься?
В голосе его прозвучало такое нескрываемое опасение, что Клуни едва не расхохотался ему в лицо.
– Обо мне не беспокойся, почтеннейший, – ответил он с усмешкой. – Пока не пересохло море, и по нему плавают корабли, корабельной крысе найдется чем заняться в этом мире!
И, тяжело опираясь на посох, двинулся через двор к воротам.
Он хотел уйти незамеченным; но многие улыбались ему, кивали или желали доброго пути. Все были очень ласковы, немного смущены и, кажется, в глубине души радовались, что он уходит.
Заяц Бэзил – он возле крыльца любезничал с хорошенькой зайчихой – оставил свою даму и подошел попрощаться: энергично потряс лапу и сказал, что Клуни всегда может на него рассчитывать, если что. «И ты на меня», – ответил Клуни – и с удивлением понял, что говорит искренне.
Маттиаса видно не было, да оно и к лучшему: снова затевать с ним ссору Клуни не хотел, а обойтись по-дружески не смог бы. Может, как-нибудь потом… лет через двадцать, если снова заглянет в эти края.
Слева от ворот, в тени старого дуба, сидела за отдельным столиком семья Долгохвост. Питер с новенькой блестящей медалью на груди, увидев Клуни, заулыбался во все шестнадцать зубов, замахал ему обеими лапами и даже хвостом. Господин и госпожа Долгохвост сидели, словно аршин проглотили: она шарила глазами по соседним столикам, он задрал нос и разглядывал что-то крайне увлекательное в облаках. Между ними – чинно, опустив глаза долу, как подобает благовоспитанной девице – сидела Роза-Лилия, и взгляд ее не отрывался от кромки стола.
Что ж. Значит, так тому и быть.
Клуни отвернулся и решительно зашагал к воротам. Пусть прошлое остается в прошлом; впереди его ждут новые приключения.
Он уже выходил за ворота, когда за спиной у него раздался звонкий голосок:
– Клуни! Помнишь, ты говорил, что покажешь мне море? Так вот… если ты не передумал… я согласна!