- Но…
- Я сказал – вон!
Мирослава слышала, как он подходит к кровати, под которую она забилась. Думала, если руку сунет, она его от души цапнет. А там – будь, что будет. Но Мстиславу удалось ее удивить. Он не приказывал – просил:
- Мира… вылезай, пожалуйста… Я помогу тебе перекинуться. – Славка отползла к стене еще дальше. – Ну, тезка! Не уж-то в трусихи заделалась? Не глупи. Вылезай. Самому в первый раз сложно справиться. Я знаю… - Дальше ползти было уже некуда, и она замерла, упершись в стену. – Мирослава, у меня времени нет с тобой нянчиться. Лучше сделай это сама. Ты ведь не хочешь провести следующие часы в клетке? Пожалуйста, Мира…
Мирослава подумала и поползла вперед.
В комнату заглянули, когда Славка уже вылезла из-под кровати. Дернулась было обратно, но Мстислав не дал.
- Умница. – он потрепал ее за холку как собаку какую-то, а затем перекинул через плечо. Славка взвизгнула, больно ударившись головой об пол. И перед тем как потерять сознание услышала:
- Ты не должна была быть здесь... - и задумчивое. – Ксан, как думаешь, может, действительно в клетку?
- Знаете, Ларион, я ведь многого не понимаю. Никто так и не удосужился ничего объяснить. Вы сказали, что я не преступница, но все считают меня таковой. Я права?
Ларион кивает нехотя и молчит. Словом, не входит в его планы что-либо рассказывать. Слава тоже мочит и вспоминает. О доме, полыхавшем ярко и долго. О побеге своем от Мстислава и поимке, уже не им - другими. О телеге, в которой связанной по рукам и ногам было неудобно и холодно лежать. О голоде. О размазанных по щекам слезах. О площади, куда ее и других таких же напуганных до крайности ребят притащили и огласили обвинение, а затем и приговор. Небольшая речь, в которой все сводилась к одному: за грехи родителей дети также должны нести наказание. Ликующие вопли толпы. И холодный какой-то отстраненный взгляд Мстислава. Он въехал на площадь на лошади в сопровождении двух воинов. Толпа радостно улюлюкала «Князь, да здравствует князь!». А Славка все никак в толк не могла взять. Даже тогда, когда он слово начал держать и одной своей фразой смягчил настроение толпы. Казнь заменили заточением. Последующие воспоминания как в тумане. Большая светлая комната с разделением на женскую и мужскую части. Мальчишки и девчонки разных возрастов. Вместе с собой Славка сорок насчитала. Игра, которую все ждали со страхом и надеждой. Победителей забирал с собой Мстислав, проигравшие же или ждали следующего раза, или их уводили мрачного вида стражники. Поговаривали, счастливчиков отпускали. Вот, как Славку. А тех, кому не повезло, ждало не самое завидное будущее. Глупая игра и глупые в общем-то правила… Но зачем-то же это все понадобилось Мстиславу?
Ярослав злится. Ярослав, громко стучит каблуками сапог по дощатому полу. Ярослав рычать готов от негодования. Но в этом обличье несподручно как-то, да и без толку все. Рычи не рычи - не выпустят его. Это раньше он был знатного сословия. С его словом считались, любому приказу подчинялись. А теперь Ярослав никто - сын преступников. Детей изменщиков не прощают. Он и не просит о прощении. Просто хочет уйти. Из этой комнаты, из дома, из города. Уйти туда, где он нужен, где его действительно ждут. А то, что ждут – он не сомневается. Евдокия обещала, и Ярко верит, что обещанье свое держать будет крепко.
Вот, только, день тянется за днем. А он все не может выбраться из этого места. На окнах решетки массивные, а дверь - тяжелая дубовая, на три засова запирается. В комнате этой Ярослав почитай пятую седмицу находится. Выпускают его только по нужде. И то конвоиры ни на шаг не отходят. Ярко от этого еще больше злится. Но сделать ничего не может.
Сегодня в доме переполох, кто-то приехал еще спозаранку. И Ярко отчетливо слышит, как носятся по дому слуги, как переговариваются взволнованно. А, затем, как кто-то по лестнице поднимается быстро. И шаги эти смутно знакомы.
Ярослав готовится, как только дверь откроется, кинуться, сбить с ног тюремщика и броситься прочь. Холодный голос заставляет замереть за долю секунды до прыжка:
- Остановись. – Этого человека Ярко узнал бы даже среди толпы. Высокий, вымахал. Хоть ему всего восемнадцатый год пошел - выше Ярослава на голову. А раньше все мелким был. Жилистый. Волосы светлые, коротко отстриженные. Лицо скуластое. Глаза – желтые, звериные. Где Мира там только янтарь увидела?