Алик потеребил дужку очков и засопел.
– Восемь лет скоро мужику, позор! – Вовка презрительно сплюнул, поддал коленкой расхлябанный портфель и ринулся за Светочкиной.
Нагнал он ее в два счета. Блестящий кожаный портфельчик выдернул из ее ладошки тоже в два счета, им же огрел по голове и сразу отскочил.
– Ай! Стебельков! Отдай сейчас же!
– Разбежалась! – мстительно выкрикнул Вовка разинувшей круглый рот Светочкиной. Помахал ее портфелем и добавил: – Дура!
И понесся через гудящую машинами площадь Восстания во дворы.
– Хулиган! Все расскажу-у-у!
Прежде чем свернуть, Вовка оглянулся – Светочкина, нетерпеливо топая ножкой, ждала зеленый свет.
Особого смысла в хищении портфеля не было, эта ябеда все равно все доложит маме. Теперь – даже больше. Но просто так стоять и смотреть, как записка от Агнии Петровны спокойненько плывет к маме, он тоже не мог. Тем более все было вообще несправедливо – он, можно сказать, помочь пытался! Дура. Не Агния Петровна, конечно, а Светочкина.
Вовка пробежал, петляя след, промчался в чужую подворотню и выскочил во двор. На горке суетилась какая-то малышня, больше вроде никого не было. Он рванул замок на девчачьем портфеле и стал нетерпеливо рыться в тетрадках и учебниках. Не то, не то… Записка нашлась в дневнике, аккуратно разглаженная и вставленная между страниц. Аж смотреть противно.
Вовка швырнул дневник обратно, щелкнул замком и уставился на добытый листок.
«Хулиганил на уроке рисования… Нанес ущерб… Просьба принять меры…»
Какой там ущерб еще, акварель в одну секунду смоется! И ничего он не хулиганил. Просто вчера еще заметил, что Светочкина – вылитая Мальвина из мультфильма про Буратино, который недавно крутили по телевизору. Только вместо голубых кудрей – светло-желтые. И сегодня, когда Агния Петровна сказала рисовать на свободную тему, его вдруг осенило. Почти-Мальвина удобно сидела прямо перед ним – бери и превращай в настоящую…
Когда Агния Петровна потребовала у него дневник, и шмыгающая носом Светочкина вредно сказала, что лучше пусть она все его маме передаст, а то «у Стебелькова страницы в дневнике иногда случайно склеиваются», Вовка удрученно подумал, что голова у Светочкиной, наверное, и правда фарфоровая, как в Буратино. Бессовестная и без мозгов. А неблагодарность – черная. Не хочет становиться красивой, и пожалуйста.
– Ты что это тут делаешь? – На Вовку подозрительно сощурилась местная бабка, вышедшая из парадного. Явно из той же вредной породы.
– Адресом ошибся, – бросил Вовка и побежал прочь. Лучше не рисковать.
Озираясь, он перебежал дорогу и остановился в арке напротив. Светочкиной или еще кого в поле зрения не было, и он швырнул оба портфеля на землю. Глухой двор-колодец в глубине и каменные своды арки как-то осуждающе молчали. Вовка с ненавистью смял записку.
– Провались ты!
Он дернул листок пальцами в разные стороны, и бумага затрещала. Белые кусочки делались все меньше, меньше, пока, наконец, не стали похожи на снежинки. Вовка топнул ногой, и они подлетели вверх. Снег в мае.
Портфели вдруг зазвякали защелками и как будто пошевелились. Вовка нахмурился, подхватил их, и тут сквозь подошву ботинок почувствовал какой-то глухой скрежет. Как будто кому-то сверлят зубы, но только очень, очень глубоко внизу. Под землей. Вот чушь какая… Вовка брыкнул ногами.
Где-то рядом вдруг мерно заурчало, и по кварталу разнесся странный гулкий звук – как будто треск, грохот и стон одновременно. Заслонил собой все и принялся нарастать. Вовка испуганно вскинул голову и замер. По фасаду того дома напротив, в чей дворик он забегал, поползла трещина. Сперва медленно, потом быстрее и быстрее. Одна, за ней – другая, широкие, тонкие, как черные змеи, изогнутые. Звук все не прекращался.
Вовка почувствовал, как в живот проваливается что-то скользкое и холодное. Трещины побежали по асфальту перед домом – еще быстрее, откалывая кусочки штукатурки и камня. Дом содрогнулся, словно передернул плечами от ужаса, и затрясся всей громадой. Кто-то завизжал, зазвенели стекла. Вовка попытался рвануться вперед, помочь, что-то сделать, но ноги почему-то своевольно шагнули назад.
Струсил!
Он зажмурился на секунду, перебарывая страх. Зло распахнул глаза. И снова застыл на месте. Дом стоял ровно, не шелохнувшись. Как ни в чем не бывало, ничем не отличаясь от остальных зданий в ряду. Даже грохот прекратился. Померещилось? Черные змейки трещин никуда не делись, но лежали неподвижными и совсем не страшными. А может, они всегда тут были? А он не замечал… Зубы под землей тоже больше никто не сверлил. Вовка неуверенно переступил с ноги на ногу, шумно дыша и напряженно всматриваясь в дом. Тишина.