Поэтому в мире лингвистики начали воспринимать мою Аню всерьез, поглядывая на нее с осторожным подозрением, а то и с уважением. Теперь матерые лингвисты слушают ее речи на полянском со значительно меньшим скептицизмом и мою ненаглядную стали все чаще приглашать на конгрессы, игнорируя отсутствие у нее ученой степени. Что бы они сказали, если бы узнали о том, что моя супруга не окончила даже школу низшей ступени? Мы с ней давно подумываем о том, чтобы получить какую-нибудь бумажку из Министерства Образования, но каждый раз не хватает времени. Вначале она была всецело занята новорожденной дочкой, лишь изредка отрываясь на консультации по полянскому для своего профессора. Потом Леся подросла и пошла в садик и теперь Аня уже сама ездит на лингвистические сборища, к великому облегчению профессора. Она долго и основательно готовит очередной доклад, целыми днями пропадая на кафедре, а потом несется то в Аделаиду, то в Сан-Франциско, то в Торжок. Мы с Лесей остаемся вдвоем и время аниного отсутствия делится на две неравные части. Вначале мы наслаждаемся свободой, отваживаясь на то, на что при ее матери ни за что бы не решились. Например, мы выходим вдвоем на паруснике в море и идем на север до водосборников электростанции, чтобы полюбоваться там на акул, резвящихся в теплой воде. Или уходим в поход по какому-нибудь вади с ночевкой на камнях. Так проходит несколько дней и мы начинаем скучать. Наша мама чувствует это каким-то шестым чувством, комкает очередной доклад и приезжает на день или два раньше.
Моя новая работа не отнимает много времени и позволяет иногда побездельничать, посвящая целый день дочке. И все же, в скромном здании на окраине Явне мне приходится бывать довольно часто. Меня снова подписали под разноцветными бумажками и поэтому я не могу рассказывать о том, что творится в лаборатории на втором этаже. А творятся там удивительные вещи. Заброска "вниз" далеко не простое дело и совсем не походит на веселую прогулку. Никаких историков в лабораторию не приглашают, да они все равно не смогли бы пройти через канал. Немногие осведомленные из них и еще более малочисленные – причастные – исходят слюной при одной мысли о путешествии в прошлое, не подозревая что пересечение времен требует колоссальных затрат энергии. Счет за электричество тут вовсе не является критерием, потому что это совсем иной вид энергии, абсолютно иной. Поэтому я никогда не хожу "вниз" если Ани нет в городе. Впрочем, меня забрасывали не так часто, ведь время тоже умеет защищаться от нахальных израильтян и не позволяет вторгаться в те века, в которых история идет (именно "идет", а не "шла") своим чередом. Поэтому до сих пор мне удавалось попасть лишь туда, где назревали временные катаклизмы. Если честно, то после "Битвы при Заворичах" я ходил "вниз" лишь дважды и справедливо, как мне кажется, считаю свою работу синекурой. Но моя Аня так не считает, впрочем, так же как и мой начальник, Эйтан. Вот и сегодня вечером он позвонил и потребовал моего присутствия в Явне завтра утром. Завтра у нас должна была начаться суббота, если, конечно, наш физик Рои до утра ничего не натворит с пространством-временем. При моей незначительной загруженности вызов на работу в выходной день не должен был меня смутить. Он и не смутил.
На следующее утро, несясь по полупустым, по случаю субботы, автострадам на юг я вспоминал события последних лет. Главным из них было, разумеется, рождение дочери. Полагаю что в укромной глубине анютиного подсознания еще оставалось нечто средневековое, потому что протягивая мне пакет, из которого выглядывало сморщенное личико, она робко улыбалась и с заметным страхом глядела на меня. Действительно, тогда, на средневековой киевщине, она обещала мне родить сына и прошедшие десять веков не отменили древней клятвы. Я взял дочь на руки и Аня сразу успокоилась, наверное увидела на моем лице все что ей было нужно.
Команду Эйтана тоже затронули изменения. Афера, которая несколько лет назад начиналась как чисто израильская группа по изучению никому тогда неизвестной Л-энергии, превратилась в последнее время в то, что мы с Виктором в шутку называем "международным комитетом по охране будущего от прошлого". Действительно, после сражения в Заворичах, скрывать деятельность эйтановской группы стало трудно, почти невозможно. Постепенно, в здании на окраине начали появляться разнообразные и, порой, подозрительные персонажи, большинство из которых не допускались в лабораторию на втором этаже. Некоторые из них не говорили ни на одном из известных мне языков и вызывали многочисленные вопросы, если не подозрения. Да и в самой лаборатории начали возникать таинственные стажеры, не всегда достаточно хорошо говорящие по-английски и не знающие ни слова на иврите. Было очевидно, что наш "комитет" из сугубо местной конторы превратился в международную. Неизменным оставался только Рои во главе исследовательского отдела и Эйтан во главе всего предприятия.